|
31.10.1986
Прошлый раз мы получили, что первым моментом теоретического отношения к
природе выступает признание самостоятельности предметов природы, в противоположность практическому. Во втором моменте оказалось,
что вместо предметов как они есть, теоретическое отношение превращает их в противоположность
- в природе они существуют как
единичные и мы сохраняли бы их чувственную
единичность если бы относились к ним чувственно. Но как только мы начинаем теоретическое отношение, от чувственных вещей ничего не остается, т. к.
мыслить невозможно, не превращая предмет в форму всеобщности.
Даже представить нельзя предмет пока у нас не имеется форма чувственней всеобщности.
Поэтому наша цель - познать природу саму по себе, кажется невозможной. Возникает еще и трудность,
что невозможно сказать, где существует это определение всеобщего, в самих
ли предметах или принадлежит нашему
мышлению. Этот вопрос очень простой но и
каверзный. Теоретическое отношение на этой ступени, само мышление на этой ступени, неспособно дать ответа - чему принадлежат роды, классы, вида. К примеру, у Гоббса наиболее
сконцентрировано выступила т. зр.
номинализма и так называемая борьба с призраками самих вещей. Но
Гоббс так и остался в нерешительности, как быть с призраками вещей - принадлежат ли они самим вещам и обладают в них бытием, или наша
субъективная способность выделила их из вещей,
и считать ли их субъективными или объективными.
У Локка то же - он все время колеблется, что же отнести в качестве
объективного в определении вещей и что в качестве субъективного. То есть, как раз то, что
Нарский считает слабостью индивидуальности Локка как мыслителя.
Но все дело в способе, который не может дать ответ на этот вопрос
- дело в неразвитости способа
мышления, который выступает в теоретическом отношении к природе. Но мало
того что неизвестно, куда поместить всеобщее, но и дело в том что нет
никакого перехода от него к вещам.
Как получено это всеобщее, эмпиризм нам старается втолковать: сравнивали, что-то различается - отбрасывали, совпадения сохраняли, вносили в таблицы, классифицировали и получили нечто общее. Но теперь нет обратного хода, так как мы абстрагировались и общее остается неопределенным, то как перейти к предмету; ведь эмпиризм заинтересован в предметности
истины. Значит надо проделать обратный ход от этой общности и получим тот же самый чувственный предмет и этим ни, на йоту не двинулись к
познанию природы предмета. Сами предметы оказываются
множественными чувственными многообразиями,
частными существованиями, но без единства.
Вот что дает нам естествознание, включая теоретическое, которое отличается лишь тем, что не занимается экспериментальной проверкой своих гипотез
- разрабатывает, измышляет, а проверяют другие.
Гипотезы появляются с
необходимостью: с одной стороны, закон как абстрактно всеобщее, с другой
многообразие чувственных предметов - противоречие. Гипотеза выступает инстинктивной формой движения мышление. Это мышление не
знает пути к раскрытию природы вещей. Гипотеза в естествознание и вообще - полнее отсутствие того что происходит с природой
мышления и с этим мышлением в процессе познания
явлений природы. Нужно добраться до сущности - давайте придумаем гипотезу, авось эмпирические явления подтвердят ее. Гипотеза выступает там, где имеет место метафизический способ
мышления. Гипотеза, говорит Энгельс,
является формой мысли
естествознания. Верно сказано но односторонне. Гипотеза является единственной формой мысли естествознание до тех пор, пока естествознание не научилось
диалектическому мышлению.
Эмпирическое познание начинает с
единичного, но обманывает себя то придерживается только восприятия. Начиная с
чувственного оно идет к абстракции всеобщего, что и зовется законом.
Каждый закон есть абстрактное соотношение с собой, и многообразие связей чувственно единичное требует выражения во множестве тождественных себе
определений, то есть законов. Значит, многообразие законов
любой эмпирической науки и есть ни
что иное, как совершенно механическая последовательность выражения различных моментов связи самих эмпирических вещей, но в застывшем
состоянии. Достичь всеобщего естествознание пытается инстинктивно одним способом - нагромождая
дурную бесконечность законов - то есть, количеством поймать качество.
Но поскольку закон не один, он не является
всеобщим. А нам говорят что естествознание само содержит
всеобщие законы. Для того, что бы помочь этому фундаментальному, точному естествознание,
надо вместо нагромождения бесконечного числа законов, открыть один закон, который в его
собственной определенности выступает как процесс, и вместо ряда законов мы имели бы один развивающийся в себе закон. А что это за закон, который пребывает в тождестве с собой, а предмет обладает полной определенностью. Сам
этот закон впадает в отношение дуализма с определенностью
предмета - он должен быть законом расчлененного многообразного предмета, но
сам закон абстрактен, не заражен
определенностью предмета и посему отрицательно враждебен предмету
и его определенности. Значит любой закон
естествознания есть лишь
отрицательность многообразия предмета. В науках
о духе мы получили бы ту же картину.
Мы подошли к тому, как перейти от естественнонаучного познания
природы к философскому познанию. В общем виде можно сказать, что естествознание является предпосылкой для философии:
философия начинает с того, где кончается естествознание. Как видите в пресловутой формуле - обобщайте данные естествознание, есть и положительный момент, что фил начинает там где конец
опыт, науки. Но путь обобщения, как мы
видим теоретически и практически невозможен. Одно дело восхождение к философии, другое
- сама философия. То что имеет место в процессе становления философии вовсе не является необходимым для самой
философии. Поэтому, если опытная наука и выступает предпосылкой в процессе становления
философии, то после выступления философии,
как самостоятельного познания она только из себя и посредством себя осуществляет тот процесс познания, в соответствие с которым должна быть приведена сама
опытная наука и ее результаты.
У нас говорят, что философия
должна одним глазом посматривать на свой предмет и свею деятельность, а вторым на данные
опыта - а вдруг она отойдет от него и заблудится? Но имеет место и обратное: как только философия выступает как самостоятельный способ познания, уже естествознание должно поглядывать, что
философия дает в овладении природы, и не противоречит
ли оно философскому познанию природы. То есть философия выступает критерием истины для естествознание
и это крах самолюбия естествознания:
фундаментальные науки оказались лишь фундаментом для философии.
Выйти из естествознания к философии нельзя только за счет предмета. А естествознание предлагает рассудочный способ
мышления. Отсюда и вся ирония всех современных вопросов философии
естествознания - они ни по материалу
ни по способу мышления не могут дать иного чем естествознание. Чтобы спасти опороченную честь
бросаются к мертвым схемам в виде законов диалектики, категориям, и
стараются внешним образом налепить на данные
естествознания. Но при этом меняются только слова, наименования.
Философия отличается от естествознание не предметом, а способом
мышления и значит нам следует выйти за пределы
рассудочного мышления. Эмпиризм утверждает, что метод зависит от предмета, но
порождая множество законов он не
может ответить на вопрос: почему природа переходит в дух?
А природа как предмет философии с необходимостью приходит к духу.
В естествознании природа
самодавлеющая, абсолютная - нет ничего в ней, что бы явилось тенденцией стать чем-то иным, чем она есть. В философии природа
обнаруживает не только тенденцию но и процесс становления духа.
Советская онтология и есть рефлексия о
естествознании и естественно научном отношении к природе.
Доктрина, которая полагает, что природа сама по себе как сущая для себя и есть всеобщая, объективная, абсолютная. А нам говорят что это новое открытие философии.
Проблема у нас наметилась в
двух моментах: со стороны способа
мышления и со стороны нового предмета для
мышления. Рас естествознание остановилось на дуализме закона и многообразно
чувственного предмета, и закон выдается за сущность вещей, тогда нам следует подучить внутреннее
самого этого внутреннего, то есть закон самих законов. И однобокое, одностороннее, абстрактное всеобщее естествознание, должно раскрыть
различённость, определенность в себе. Будучи
различенным всеобщее есть отрицание себя. И этот процесс самоотрицания в нем
самом и дает нам всю определенность вплоть до
единичного природы. Всеобщее самой природы,
вследствие определенности, выступает как единичное
природы. То есть, подлинная
единичность только тогда выступает как истинная, когда в себе оказывается
всеобщей. Можно предположить, что вместе с разумным познанием
природы раскрывается не только
всеобщее природы, всех ее явлений, предметов,
вещей, но и сами вещи природы теряют свою грубую форму
эмпиризма. Конец вульгарному
эмпиризму с одной стороны, и абстрактного сущности с другой. Это конкретное
всеобщее и есть закон природы, и оно не есть таинственная сила, и
именно потому господствует над ними, что оно само же
порождает их как единичное и возвращает в себя. Философия природы и есть незнание конкретного всеобщего в природе, результатам самоотрицания которого выступают все
законы доставляемые естествознанием
- они и есть особенное самого этого всеобщего.
Рассмотрим далее переход от рассудка к разуму. Решение этого материала невозможно на материале природы т. к. это одна
особенная формация, и если мы прошли все определенности природы и духа мы не
смогли бы ответить, что происходит при переходе от рассудка
к разуму. Мы заняты в обоих случаях
особенным содержанием, ограниченным и конечным. Зависимость здесь обоюдная
- рассудок плох потому, что занят конечными
особенными формами, но можно сказать и наоборот
- он плох потому, что сам материал конечен.
Можно сколько угодно детально исследовать это обоюдное отношение предмета и
мышления во всех формациях природы и духа и
обнаружим только, что предмет зависит от
мышления как и мышление от предмета. То есть, ни о каком
материализме и идеализме в строгом смысле слова не может идти
речь при рассмотрении всех ступеней природы
и духа как особенных формаций.
Обычно французский эмпиризм порицают за то, что
занявшись проблемой сознания и
бытия в развитии общества, он барахтался в тавтологическом круге:
бытие считает определяющим сознание и наоборот. Плеханов не находит слов в их адрес, какие нехорошие, допотопные.
Да это сила, чистоплотность и добросовестность французского эмпиризма, он получил правильный
вывод - пока мы вертимся в отношении общественного
бытия и сознания, мы не можем решить, что есть основа.
Марксу и Энгельсу не приходила в голову заявление истмата, что общественное
бытие определяет сознание и баста. Пишет ли художник картину,
композитор симонию - причиной этому общественное
бытие. Почитайте переписку Энгельса после
смерти Маркса о материалистическом понимании
истории, где в качестве примера приводится, что сказалось на экономическом развитии Германии после
тридцатилетней воины усталость бюргера,
Нет что бы экономическая детерминация, а здесь какая то духовная усталость. Мысль Энгельс проста
пока мы вертимся в конечном содержании и форме общественного
отношения невозможно определить что является основанием.
Поэтому решая эту проблему Маркс и Энгельс уходят из этого замкнутого круга в основание -
способ материального производства.
Но это и есть единственная реальная связь общества и природы. Значит
экономические отношения, как знаменитый базис и надстройка, все сие имеет в качестве своей предпосылки материальное отношение общества и природы. А то получается, что
экономические отношения падают с неба. Еще при жизни Маркса старались экономические отношения подсовывать как
готовые. К примеру - "Труд - источник всякого богатства"
- гласит параграф Готской программы, на что мышление делает пометку:
и природа прежде всего. Через способ производства осуществляется вообще выход к природе, и следовательно выход за пределы конечного отношения в качестве конечного, чем
сейчас манипулируют в истмате. То есть, если хотим узнать основание - следует выйти из
ограниченного отношения общественного
бытия и общественного сознания в
неконечное всеобщее основание. А
это имеет отношение к нашей теме: что есть всеобщее природы и как это всеобщее связано с
сущностью духовной жизни и мышления вообще. Маркс и Энгельс указывают, что
правильное понимание истории достигается
только тогда, когда осуществляется
выход за пределы одностороннего манипулирования конечных моментов общественного
бытия и общественного сознания. Это и есть выход в
философию. Энгельс, издавая на английском языке
"Развитие социализма от утопии к науке" в предисловии заявляет, что материалистическое понимание истерии возможно было только в той стране, которая имела классическую немецкую философия к особенно
диалектику Гегеля. То есть требовалось прежде всего диалектическое понимание мышление в отношении к
бытию. Не материалистическое понимание
истории лежит в понимании
диалектики мышления, а диалектика
мышления должна обеспечить
материалистическое понимание
истории. Значит диалектическое мышление
достигается не на предметности
естествознания или исторической
науки - следует выйти за пределы
ограниченного предмета и способа мышление в отношение друг к другу. И тогда получим рассмотрение не
особенных формаций предмета, и как сознание
относится к ним, а получим всеобщность
предмета и всеобщность мысли в отношении к этому предмету. Отсюда и формулировка
основного вопроса философии. Рассмотрев отношение
мышления и бытия в категориях, мы результатом получим диалектическое
мышление и всеобщий диалектический процесс природы и духа или процесс
самого всеобщего в природе к. духе. Конкретно всеобщее единство мышление и
бытия, как конкретно всеобщее природы и духа, за счет собственной определенности и выступает как
особенные формации природы и духа. Конкретно всеобщее не есть
нечто потусторонне существующее для вещей природы
и духа. Опытная наука ищет всеобщее по ту сторону
особенного и единичного вследствие ограниченности
рассудка старается удержать
единичное и особенное и избавиться от всеобщего. Но удерживая единичное как сущее, противоположное фикции всеобщего, он добивается только того, что превращает единичное в это всеобщее. Происходит это от того что
рассудок - произвольная односторонность от разумного познания. Рассудок - это разум
не знающий своей природы. Хоть рассудок
и есть исторически первый, но он по существу является
вторичным, производным. Все законы
рассудка - абстрактное тождество, различие - являются рассудочной
односторонней формулировкой противоречия, которое есть еще не выступившее единство тождества и противоположности рассудка и есть превращенная форма, способ бытия разума.
Не разум существует благодаря рассудку, а рассудок существует благодаря разумному в самом рассудке.
Теперь мы можем сказать, что природа
это инобытие конкретно всеобщего единства природы и духа. Или конкретно всеобщее единство
природы и духа, мышления и бытия.
вследствие собственной отрицательности, выступающей как внешнее существование и есть природа,
как единичное в себе самом содержащая конкретно всеобщее, но единичное как внешнее существование.
(14. 11.1986 - пропуск)
Petropolis
vispir^press
2003/июнь/14
|
