12.Х.1988
   
    Остановились мы на кратком рассмотрении основных моментов искусства. выяснили, что способом существования искусства выступает образ. Мировое искусствоведение слово "образ" употребляет повсеместно, но что это такое - остается неизвестным. Не теряя хода мысли рассмотрим что это такое. 
    Можно сказать: образ есть особенность всеобщего содержания искусства, если угодно, это чувственная реальность которая подчинена и определена своей всеобщей природой, реализующей себя в этой реальности. Вот в чем секрет того что искусство выше любого природного образования. Сколько бы мы ни возились с природными продуктами - все равно они в своем наличном бытии выступают как единично существующие. Значит если мы даже находим какие то законы - как это делает опыт наука -то эти законы выступают только благодаря деятельности рассудочного сознания. Нет деятельности мышления - сколько ни глазей на природу - законов не обнаружить. Сами особенные законы выявляются через деятельность рассудочного сознания. Поэтому не удивительно что субстанциональность природы проявляется исключительно как пестрое многообразие единичности. Эмпиризм и знает только чувственную реальность, что сверх того - то от лукавого. 
    Это реальное как многообразное чувственное, в природе не определено своей субстанцией и притом настолько, что создается полное впечатление, что природа и есть многообразие единичных телесных существований. А вот любое произведение искусства не таково - чувственная реальность здесь определена всеобщей природой самой этой реальности. 
    Это уже не просто проявление природы в чувственном облике, а наоборот: нераздельность, единство всеобщей природы и реальности этой всеобщей природы, индивидуализация. Вот почему искусство не может, как я говорил, быть подражанием природе. И хотя иногда называют искусством то, где добиваются внешнего сходства, то при этом может пропасть главное - истинное содержание предмета. Такое искусство оказывается формальным: ему все равно какой предмет иметь в качестве изображения. И еще коснусь, за неимением времени, только одного момента: каков предмет искусства в целом во всех его видах и формах. 
    Собственно любые предметы природы, общества и духовной жизни человека являются предметом искусства - исключений нет. И вопрос в том, в какой мере любой предмет который берется как предмет искусства именно таков что в нем, прежде всего, выступает господствующим моментом его всеобщая природа. Уродливые предметы природы к искусству отношения не имеют. И если речь идет о человеке со стороны его телесного существования - то есть там где он связан прежде всего с природной определенностью - то предметом искусства будет та форма индивидуализации телесного которая в наибольшей степени является выражением всеобщей природы телесного. То же в духовной жизни. Хотя не только начинающие, но и почтенные поэты часто наивно полагают, что достаточно заниматься своими чувственными состояниями, их изображением в рифме, что бы получить поэзию. Но искусство должно волновать не то или иное случайное чувство и прилегающий к чувственной определенности интерес, а наоборот - всеобщая природа чувства может выступать предметом той же лирической поэзии. Речь о том, что изображается не только нечто присущее данному индивиду: как он удивительно неповторим. - Наоборот, если его переживания являются по содержанию и форме всеобщими для всех. Итак, ни один предмет природы, общества и духа не может быть изъят из искусства, но это не значит что все предметы со своим случайным содержанием должны входить в предмет искусства. Произведение искусства, образ, есть высшая форма единства всеобщей природы любого предмета и реальности этой всеобщности.
    Отсюда и следуют два важнейших положения. - Общедоступность искусства для любой ступени развития духа за счет того что здесь всеобщее и особенное соединены чувственным образом, имеют чувственную определенность, которая и является доступным моментом для любой ступени духовного развития. Но одновременно с этим связан и величайший недостаток: оказывается все зависит от того, на какой ступени развития находится индивид. Так чувствующее сознание в искусстве ничего и не найдет кроме внешней чувственной определенности. И не случайно что в Эрмитаже встречаются вопросы, например почему на картинах изображена всегда дама с младенцем мужского пола, а не с девочкой. . . Это и есть тот "мыслящий пролетариат" для которого открылось искусство лишь в своей чувственной определенности, а субстанциональное содержание остается за пределами такого сознания. Требуется высокоразвитое сознание вне произведения искусства что бы субстанциональное содержание стало тождественным с духовной жизнью индивида.
    Поскольку в искусстве всеобщее и особенное нераздельно соединены в чувственном облике можно сказать, что это конкретно всеобщее в форме особенного, а не в нем самом. Ближайшим способом который выходит за пределы ограниченности искусства со стороны его чувственной определенности и является представление. 
    Сперва коснемся всеобщей формы природы представления, благодаря чему станет ясно, почему представление стало основным способом любой религии.
    Поскольку в искусстве мы имеем дело и идивидуализацией конкретно всеобщего, то можно сказать, что представление есть образ достигший формы всеобщего. Если угодно, представление - всеобщий образ.
    По содержанию представление может иметь как чувственное так ж духовное. Так раньше в нашем обществе пичкали представлениями о вождях, природе и истории. Сейчас у нас просыпаются представления о праве, достоинстве, свободе и т. д. Итак в представлении имеем всегда образ возвышенный до формы всеобщности.
    Резюмируя природу искусства выявили, что всеобщее содержание и особенная форма существует там в качестве чувственной определенности, то есть конкретно всеобщее в особенном наличном бытии. Представление же наоборот, направлено отрицательно против этого единства как чувственного. То есть представление идет в направлении что бы конкретно всеобщее в единстве с особенным в чувственном облике поднять до формы всеобщности 
    Нетрудно сообразить, что представление отрицательно относится прежде всего к чувственной определенности искусства, но не против содержания как всеобщего и субстанционального. Согласно представлению - в чувственной форме истинное еще не выступает и чувственная определенность является препятствием для дальнейшего раскрытия истинного содержания.
    Но занимая отрицательное отношение к форме искусства, представление отрицательно относится и к содержанию в том виде в котором оно выступает в искусстве. Обратите внимание: абстрактного искусства не бывает как раз за счет того, что всеобщее содержание и особенная форма неотделимы. Поэтому конкретно всеобщее содержание искусства не является от века данным и неизменным, а есть процесс который получает выражение в видах искусства, исторических ступенях искусства и т. д. Но сейчас речь о том что содержание искусства никогда не выступает абстрактным, как и форма не выступает абстракцией этого содержания. А вот представление хочет содержание искусства, принимаемое за истинное, удержать, а чувственною определенность искусства подвергнуть отрицанию. 
    Значит если в искусстве чувственный момент имеет такое же значение как и содержание - то для представления чувственное сразу становится подчиненным моментом - не оно имеет значение и смысл: в отрицании этого чувственного и нужно искать истинное содержание. 
    Ближайший вывод ясен, но удается ли представлению снять чувственную определенность? - И выясняется, что до конца эту определенность представление снять не может. Что бы понять это необходимо углубиться в понимание представления, что бы ответить на вопрос какова возможность представления как способа и что оно есть по форме и содержанию. 
    Итак представление подвергает чувственное определение отрицанию, и дает взамен абстрактную всеобщность. То есть то что неотделимо в произведении искусства - представление отделяет и хочет получить: содержание только в его всеобщности. Соответственно и сама форма представления есть абстракция всеобщности. А значит вместо конкретно всеобщего, как оно выступает в искусстве, представление сводит только к моменту всеобщности. - Конкретность всеобщего в искусстве получалась за счет чувственного момента, а отрицая это представление идет по пути абстрагирования. Поэтому содержание представление уже не непосредственное как в искусстве, а опосредствованное, связанное с отрицанием чувственной определенности, которая выступает содержанием искусства. Поэтому не с представления начинается духовная жизнь человека - к представление еще надо придти. 
    Благодаря абстрагированию чувственной определенности, представление содержание сводит к всеобщности, то есть представление идет буквально навстречу субстанции предмета. И поскольку в предмете оно удерживает главное, основной момент его содержания, но так как само представление само по форме есть абстрактная всеобщность, то и содержание представления оказывается абстрактной сущностью, субстанцией. И действительно, если мы возьмем любое представление из сферы чувственно существующего, например море, то какая же определенность в этом представлении - никакой.
    Но представление не столь наивно: поскольку сущность у него приведена к одному моменту и оказалась абстракцией то оно старается его определить. Но поскольку из абстрактной всеобщности ее не получить, то представление пытается этого достичь из отрицаемой чувственности. Рассмотрим это на примере христианского представления о Боге. 
    Прежде всего христианин говорит что Бог есть как таковой, но далее следует определить Бога, и утверждается что Бог есть всемогущество, всеблагость, всемудрость и т. п. Обратите внимание - определения берутся из чувственной определенности предмета, но им придается высшая степень. То есть представление только делает вид, что оно отрицает чувственную определенность - оно только и существует за счет нескончаемой войны с чувственностью. Это как и государство: оно до тех пор существует пока есть общество с которым государство воюет, а уберите общество и от государства ничего не останется. Наша история и проявилась как истребление гражданского общества, но лишь частично, так как при тотальном уничтожении исчезло бы и оно само. 
    Представление это вечное колебание между чувственной определенностью содержания и абстракцией всеобщности этого содержания. Представление это только начало возведения чувственной определенности в мыслительную, но это еще не мысль. - Момент мысли налицо - абстрактная всеобщность. Так пример представления в политике - организация инквизиции. 
    Но есть и еще момент. Когда представление дает определения Богу, то как эти определения содержания соотносятся? Хотя представление не только в религии - оно очень распостраненный способ. Он является высшим способом развития обыденного сознания и в историческом развитии он проходит через ряд исторических ступеней как неисчезающий момент.
    Так говорят Бог всеблаг, всемогущ и т. п. И Бог здесь выступает вроде "х" субъекта к которому извне прикладываются предикаты - но какова природа самого Бога ? - На этот вопрос представление не может ответить. 
    Здесь уместен классический пример: вы знаете что Левкипп и Демокрит учили об атомах как о начале всего сущего, и что они отличаются формой, порядком и положением; но а атомы в их собственной природе чем отличаются? И оказывается что все атомы Левкиппа и Демокрита оказываются одной абстракцией атома, так как форма порядок и положение это совершенно внешний определения из чувственного мира, а природа атомов остается неопределимой. И это пример способа представления в истории философии. 
    А теперь посмотрите насколько представление является формой веротерпимости. - В представлении легко уживаются определения к примеру всемогущества и всемудрости. Так всемогущество означает, что ничто конечное не может устоять в своем конечном бытии перед бесконечным бытием Бога и с необходимостью исчезает - а иначе он не всемогущий. Но мудрость оказывается противоположной всемогуществу. Так мудрость вовсе не в том что бы все определенное уничтожить - это мудрость Сталина. - Мудрость в другом - что бы всеобщему выступать в особенности. А значит мудрость требует самоопределения всеобщего субстанционального содержания и выступления в наличном бытии как особенного. А могущество это поглощение всего особенного в субстанциональное. Но в представлении эти определения мирно уживаются и это означает, что представление во всем процессе определения содержания не выходит за пределы формы абстрактной всеобщности как А=А. - Сколько бы оно ни брало чувственных определений и не превращало в определения субстанциональности - всегда сохраняется в этих определениях А=А. В представлении все эти многообразные определения содержания абсолютно равнодушны друг другу, потому что каждое определение есть абстрактная всеобщность.
    Значит процесс представления состоит в том, что неопределенную сущность предмета оно старается определить в дурной бесконечности абстрактных всеобщностей, где каждое определение субстанционального содержания лишь равно себе и абсолютно безразлично, есть ли другое определение вообще. То есть абсолютное равенство с собой одновременно имеет своим следствием абсолютное безразличие к другим определениям. А значит любое определение субстанционального содержания в представлении является абсолютной формой эгоизма. И когда делаются выводы что и вообще в мире нет противоречия - то это и есть вывод представления.
    Связь определений представления случайная и принципа определения субстанционального содержания у представление нет. Какие определения должны присутствовать, а какие нет - все это остается без ответа для представления.
    Восточный взгляд очень точно выразил этот момент представления: у Бога неисчерпаемое количество имен, где имя это определение божественного существования. Европейский способ мысли перелицует это и скажет: бесконечное нельзя составить из конечного. И это не мешало бы знать тем кто до сих пор получает абсолютную истину сложением свалки конечных истин. 
    Итак, представление разъединяет моменты искусства и хочет отделить значение образа от самого образа, а потому искусство исчезает, а развитая мысль еще не появляется, это и есть в буквальном смысле представление. 
    Представление есть необходимый способ мысли, но еще не конкретная в себе самой мысль. Если, забегая вперед, сравнить представление и понятие, то следует сказать, что представление есть один лишь момент понятия взятый в его изолированности, как будто других моментов понятия и не существует.
    Так все что вам преподносится в качестве современных философских дефиниций - есть представления. Так например материя - все то, что ощущается и т. д. и при этом это философская категория. Значит философская категория выступает в качестве абстрактной всеобщности и определенно выступает как то что ощущается - ниже некуда. Но одновременно и абстрактная отрицательность: ведь это чувственно ощущаемое не философская категория, а значит эта философская категория все таки отрицательно относится к этому ощущаемому - так что по способу мысли это не дальше Левкиппа и Демокрита. Эмпирическое содержание гоняется сквозь строй пустых абстракций. Поэтому уже не удивительно что истина оказывается конкретной в смысле необъятности чувственных определенностей предмета. Ходи вокруг нее как кот вокруг горячей каши и собираем всю чувственную определенностъ: как соберем в полноте так и есть истина. . . То есть это погружение человека - и если бессознательное, то это еще пол беды - в сферу конечного. 
    Тезис здесь простой: только конечное и есть истинное. В этом тезисе взгляд на человека который оказывается ниже животного состояния - обреченность на единичное и его чувственную определенность.
    Итак представление двойственно: это уже не сфера чувственной определенности, но еще и не сфера мысли, оно дает субстанциональное содержание, но в неопределенности. 
    Так в искусстве представление всегда находится вне искусства, и когда сознание узнает в произведении искусства себя, нечто тождественное в качестве содержания искусства - оно это содержание снимает и вбирает. Когда происходит осознание произведения искусства содержание перемещается и искусство перестает быть внешним объектом, которое можно использовать как средство для удовлетворения насущных потребностей: как орудие в производстве и т. п. Потому только в развитой форме представления искусство не средство, искусства в качестве внешнего средства не существует как искусства. Больше того: там где начинается эксплуатация искусства как внешнего средства для внешних целей - искусству наступает конец - что и случилось с нашим казенным искусством.
    Представление стараясь освободить искусство от чувственной определенности движет к субстанциональности содержания. Содержание освобождается от особенной чувственной определенности и впервые подводится к тому что бы выступить в соединении с представлением.
    Мы имели примеры из бытия, но представление касается и сферы отношений. Кому не известно во всех исторических формах религии представление о сотворении. Момент отношения это более высокий момент чем наличное бытие. В сотворении Бог есть и он сотворяет мир. Поставим вопрос прямо для представления: почему Бог решил сотворить мир - но абстракция сущности Бога в представлении делает невозможным раскрытие необходимости того что бы эта субстанция сделала себя чем то иным. Представление может твердить, что субстанция породила то-то, но необходимость не раскрывается. 
    Кстати тут же коренится и полный крах нашего дитамата. - На вопрос о необходимости человеческого духа - дальше определения его как свойства телесного, ответ не идет. Но свойство таково что может быть, а может и нет. И начинаются фантазии о случайности жизни на земле и мыслящих существах. 
    Значит представление не только не раскрывает необходимости сущего, но вследствие этого не может дать и необходимость существующего. Вследствие этого представление и есть способ веры: где известна необходимость - не надо верить. Нельзя сказать - я верю в теорему Пифагора, а вот я верю в светлое будущее - можно, так как оно неопределимо. То что неопределено, не подлежит познанию, не раскрывает своей необходимости в процессе познания - и есть предмет веры. Определенность сущности в представлении - случайная как бесчисленная дурная бесконечность определений, отношения то же случайны. Значит любая форма самоопределения субстанции тоже отсутствует - все поставлено на острие случайности. 
    Абстрактная всеобщность формы неотделима от случайности содержания. Вот почему если человек уверяет что он атеист, даже марксистско-ленинский, но при этом в духовном развитии не пошел дальше представления, то он по необходимости будет верующим. И вопрос только в том во что ему выгодно верить по обстоятельствам.
    Значит дело не в том от какого содержания отправляются к вере, а каков способ: если это представление - то этот человек верующий. Верующий потому, что этот способ духовной жизни не дает раскрыть необходимость, определенность содержания, не дает выступить процессу развития субстанционального содержания в свое другое, как и соответственно, тождеству со своим другим. То есть для представления не существует всеобщего необходимого процесса, как и всеобщей развитой необходимости. Представление вечно борясь с чувственной определенностью отягощено внешней необходимостью. Потому и само представление есть способ внешнего существования для индивида - представление и есть сфера абстрактной истины. Как же нам выбраться из представления - ведь оно самое распостраненное и пожалуй, может, единственный способ духовной жизни сегодня. 
    Кроме абстрактного содержания представление ничего не может дать, потому оно занимает абсолютно враждебное отношение к философии. Представление восстает плотив философии потому что она отвергает саму форму представления - философия ее просто снимает. Но поскольку представлению кажется что он высший способ познания, имеющим дело со всей чувственной определенностью Вселенной и приходящим ко всеобщему, то представители представление говорят, что философия разрушая форму представления вместе с этим разрушает и всякое содержание. Для представление никакого иного содержания кроме чувственного не существует, потому представлению и кажется, что с его падением исчезает и всякое содержание вообще. А отсюда и классический вывод что философия это обобщение других наук. 
    Философия разлагает иллюзорную простоту представления. Если представление говорит, что есть триединый Бог, то представление это берет как аналогию из чувственного мира, а атеизм доходит до отождествления и на основании палеонтологии доказывает что дерева познания добра и зла не было, как впрочем и дерева жизни. . . 
    Философия разрушает саму эту простоту. Когда представление говорит что Бог триедин - отец, сын и дух - то они не имеют отношения и не ясно какой момент главный. Исторически этот момент отношения оказался для представление неразрешимым: все три момента оказываются и главными и второстепенными, а отсюда и борьба ортодоксов с еритиками.
    Философия не хочет довольствоваться неопределенностью этих моментов, но что бы иметь дело с сущностью, надо раскрыть определенность сущности в ней самой.
    В представлении абстрактная сущность должна, быть сущностью чего то определенного. Но абстрактная сущность реальности ничем не отличается от реальности - это лишь воображаемая сущность - и такая сущность сразу поглощается реальностью. 
    Сущность это не уничтожение определенности чувственного мира, а его всестороннее абсолютное развитие определенности. Значит философия разрушая абстракции, отвергает видимость истины. При этом достигается ступень разумного познания, где впервые исчезает данность какого либо предмета. 
    В опыте предмет дан и он не отвечает на вопрос - а какова необходимость существования предмета. Представление чувственную определенность перерабатывает в форму всеобщности, но данность остается, потому что не снята форма внешнего отношения. В философии исчезает данность предмета и содержания - вот почему предмет философии нельзя указать. В разумном познании определения субстанционального содержания выступают в форме разумных определений мысли и наоборот. Попробуйте представить себе всеобщее Парменида или материю диамата - а мыслить это можно. Значит субстанциональное содержание существует только для разумного мышления и только определения разумного мышления имеют дело с субстанциональным содержанием. Проще: конкретно всеобщее существует только для мышления и высший свой способ бытие находит только в разумном мышлении.