21. Х. 88
   
    Прошлый раз мы остановились на главных пунктах опыта. Сегодня постараемся эти моменты исчерпать. 
    Итак прежде всего, необходимость опыта состоит в том что так или иначе теор. и практический опыт раскрывает определенную формы связи явлений, а значит форму необходимости. Далее, в опыте начинается один из важнейших моментов самоутверждения человека. Собственно говоря опыт есть начало свободы, где познающий субъект или его практические действия непосредственно принимают участия, и не в целях самоуничтожения - опыта рада самоуничтожения небывает, разве что в истории нашего общества. . . 
    И тем не менее хотя здесь налицо зародыш самостоятельности и свободы - но это только и зародыш не более. Эта ограниченность вызвана тем что сам опыт исходит из предпосылки противоположности обьект-го мира и того кто находится в отношении к этому миру; объективное и субъективное для опыта всегда есть некоторая данность, противоположность выступает уже имеющейся. И собственно опыт только потому является началом ввойоды человека, что он направлен на снятие этой противсеобщности, на ее преодоление. И тем не менее, как я сказал в прошлый раз, для опыта предмет является некоторой данностью. 
    Мы установили что в предмете всегда для сознания раскрывается лишь та определенность которая соответствует определенности самого сознания. Но этот момент тождества не исчерпывает всево рпыта - остается еще величайший момент различия который для опыта оатаетея непреодолимым, внешним и чуждым . для сознания. Это то что я назвал моментом позитивности опыта. Поэтому позитивизм и опыт неотделимы; позитивизм и есть пефлексия необходимо вытекающая из ограниченности опыта. Поэтому когда речь заходит о позитивизме в наши дни, то о нем говорят как об одном из философских направлений, но это не более чем рефлексия - опытному познанию и не важно где она имеет место в Америке или СССР. Мы увидим что позитивизм отнюдь не английский, французский или западногерманского производства - он имеет своим источником опыт. 
    Итак, в чем же точнее ограниченность опыта? - Прежде всего в способе сознания: сознание знает себя здесь только в качестве явления, ибо знает себя таким каким оно находится в отношении к предметам. То есть природа сознания, точнее всеобщая природа для самого сознания в опыте неизвестна. 
    Ближайшим следствием этого, как я уже сказал, выступает то что со времен Аристотеля называется как формальная логика, которая моменты сознания присутствующие в опыте выделила в законы логики: тождества, разности, исключенного третьего и т. д. Это следует из того что сознание в опыте в своих моментах всеобщности и особенности еще находится во внешнем отношении. Когда фиксируется момент всеобщности, то есть тождестве сознания с собой - это и получает свое выражение в законе А=А. Когда выступает различие - выступает второй закон логики и т. д. Значит логика, ведущая свое происхождение со времен "Аналитик" Аристотеля и разрабатываемая по содержанию в трактатах Платона, является ничем иным как описанием формы являющегося сознания. Природа сознания в формальной логике не выражена и отсюда и "интересное" отношение сознания и предмета, поскольку в мышлении главным пунктом, как мы выяснили выступает момент всеобщности, тождества с собой, а через момент особенности сознание относится с внешним миром - удивительное дело, в самом внешнем мире для этого сознания существует единичное бесконечное многообразие вещей. Значит момент непосредственной всеобщности с необходимостью предполагает что мир для этого сознания выступает исключительно как бесконечное многообразие единичных и особенных эмпирических существований. И независимо, начнем ли мы с единичного объективного мира и ближайшим и необходимым моментом его противоположности будем иметь непосродственность единичности сознания или наоборот. Значит абстрактная всеобщность присущая сознанию требует с необходимостью эмпирической деятельности и наоборот. 
    В прошлый раз я сказал, что опыт был, есть и будет ограничен сферой особенности, и это с необходимостью следует из того, что в самом сознании момент особенности находится еще во внешнем отношении к моменту особенности: именно через момент особенности сознание и относится с внешним миром, как мы подробно выяснили. А через особенный момент сознания внешний мир может выступать только в особенной форме необходимости. И если бы мы хотели в опыте двинуться дальше особенной формы связи явлений, то потребовалась бы не дальнейшая возьня с предметом, а возьня с формой сознания. 
    Нужно в сфере сознания преодолеть внешнее отношение моментов особенности всеобщности, тогда и внешний мир, выступит в иной определенности и необходимости. Вот почему опыт продвигается в дурной прогрессии особенных законов, а единства этих законов нигде не усматривает. Правда имелись попытки осознать в опыте всеобщую необходимость, но предположенное всеобщее опыта всегда есть особенное которое выдается за всеобщее. Значит в опыте и происходит раскол на необходимость и свободу, так как он имеет своим основанием внешнее отношение всеобщности и особенности.
    Дело в том что опыт имеет еще ту необходимость объективного мира, которая неопосредствована еще свободной деятельностью мышления. А потому и необходимость внешнего мира остается внешней, или если угодно здесь то же самое что им внутренней - а свобода остается субъективной. Отсюда ясны горькие последствия теоретического и практического опыта - они всегда наталкиваются на китайскую стену иррационального. Эта невыраженная определенность предмета всегда представляется сознанию иррационализмом именно потому, что сознание здесь ограниченно и неспособно познать раскрыть определенность этого остатка. Что касается практического опыта и его последствий, то это хороше известно даже из текущей публицистики. Ибо в опыте преследуется определенная цель, а поскольку он страдает раздвоением как предпосылкой и не преодолевает ее, то сфера его всегда ограничена. Кажется вот вот цель эта будет достигнута и раелизована, а потом оказывается, что вместе с этой целью выступает ещё и такое, что вообще не входило в сознание теоретической или практической цели. И говорят, что здесь было что то искажено, но увы - это природа опыта. - Он с необходимостью идет от одной особенной связи к ее отрицания и далее к другой особенности. И поскольку опыт не преодолевает противоположности сознания и предмета, он никогда не может выйти из этой серии проб и ошибок, а потому всегда будет преподносить сюрпризы, всегда в результате будет выступать то что не ожидали как результат момента не подлежащего определению в опыте. 
    Например, возникает в исторической науке вопрос о той или иной общественно-исторической формации и кажется вот-вот нам оценили каков был способ материального производства, каково было отношение к природе в опыте, какова экономическая определенность общества, как она выступила базисом и т. д. И как в связи с этим были обусловлены форма духовной жизни, сознания и т.п., какова политика, государственные устройства и т. д. Но увы, это фокус опыта: здесь по некоторым особенным моментам делается вывод и создается иллюзия что познали и раскрыли необходимость этой особенной формации. Поэтому странное дело: у нас вроде имеется учение о природных формациях, но поставьте вопрос строго и просто: раскрыта и познана ли необходимость хотя бы одной из формаций - нет, мы знем лишь явления ее, проявления, но сама необходимость не раскрыта. И неслучайно "знаменитое" положение о том, что общественное бытие определяет сознание, дальше тезиса и иллюстрации на общественно-исторических формациях дело не пошло. 
    Если мы хотим познать способ производства, например, феодальной общественной формации нам говорят: знаете, была такая эпоха, она начинается в 5 или 7 веке и длится до 15 и т. д. - это недозволенный прием, потому что берется уже эмпирически существуюшая формация более или менее описанная в явлениях, и начинается резонерство, создающее фикцию знания необходимости формации. Негодиться - если речь идет о необходимости, будьте любезны объясните как из первобытно-общинной формации образовалась феодальная, а никакая иная. Даже знаменитая работа Энгельса "Припохождение семьи и частной собственности " создает такую же иллюзию раскрытой необходимости возникновения государства, потому что основные моменты необходимости схвачены: особенность экономического отношения общества, его противоречивость, а следовательно и необходимость государственного аппарата. И создается иллюзия что мы узнали как государство образуется из общества. Ничего подобного: присмотритесь к экономическим определениям общества, которые дает Энгельс и постарайтесь вывести какую то определенность государства - ничего не выйдет, если не предположить, что государство уже есть в начальных своих формах: греческой и т. д.
    Я не случайно привел этот пример, потому что Маркс и Энгельс не зачисляли эту работу в разряд философских. А вот если современный марксизм ее туда зачисляет то пусть он и решит и раскроет необходимость хоть одной общественно-исторической формации. Но это еще не все. С опытом связано еще притязание к самой философии. 
    В опыте смешно требовать необходимость указать сначала свой предмет - для него достаточно предмет указать: луна и звезды есть - значит есть и астрономия, есть человек с его болезнями - есть и медицина - очень просто. А потому и говорят что философия должна прежде всего указать, показать ж раскрыть свой предмет. То есть сразу предполагается что предмет философии подобен предмету опытных наук - предмет с одной стороны, а сознание с другой, и потому можно указать предмет, а сознания может и не быть. Но что годится для опыта - не годиться для илософии и тем не менее это самая распостраненная фикция во всем мире. Отсюда и "гениальные "выводы что философия есть обобщение результатов наук о природе, обществе и т.п. Но в том то и дело что философский предмет нельзя указать на манер опыта, так он не дан. И с этим связана еще одна односторонность опыта. 
    В опыте форма сознания и есть форма произвола. Сознание занимается тем или иным предметом свободно, если под свободой понимать только ее отрицательный момент. Но эта мнимая абстракция свободы разрушается тем, что сознание обязательно должно иметь хоть какое то жалкое содержание. И вот исходя из этой предпосылки раздвоенности сознания и предмета в опыте поднимается обратное требование: с начала надо познать вообще то мышление - и эта позиция целиком представлена в критической философии Канта. И тут выступает иллюзия не менее интересная чем в первой тенденции. Здесь заложена ложная предпосылка будто сознание есть нечто вроде предметов внешнего мира, хотя это имеет место и в первом случае, но в более скрытой форме. Суть дела здесь в том, как хорошо отметил Гегель, что здесь с сознанием обращаются как с инструментом. Инструмент, средство производства безразличен к определенностям предмета с которыми он будет обращаться: природа предмета сама по себе, а сознание - само по себе. Главное что бы потом в процессе соединения они обнаружили момент тождества. Но можно ли исследовать сознание как существущее само по себе? То есть когда в историческом развитии философии начинает разрабатываться рефлексия о способах мышления ведущих к истине. Исследование способа никогда не было самоцелью в истории философии, это был момент который шел параллельно самому процессу объективного познания философии. Когда же выступил Кант, то он рассмотрение способа сознания превратил в единственное занятие философии. Значит иллюзия опытного сознания у Канта достигла абсолютного завершения - иллюзия что может быть сознание ничего не сознающее. 
    Если мы в опытном познании желаем знать органическую форму, то нам нет дела до неорганической природы с ее механическими формами отношений, химизмом и т. д. Но если мы опускаем все предшествующее как условие, то никакой органической формы, ее отношения мы не можем иметь, так как необходимо учитывать определенность предшествующих формаций без которых сама, здесь органическая формация, невозможна. А по Канту сознание можно рассматривать без предпосылок.
    Обе односторонности - предмет без сознания и сознание без предмета - являются мертвыми абстракциями. Это и есть те односторонности которые выступают по сей день под поэтическими названиями онтологии и гносеологии. Гносеология это сознание у которого нет содержания, а в онтологии содержание не имеет форму мысли, понятия, свободы - а значит это слепая необходимость. 
    И еще момент. В опыте пытаются решить вопрос о философских противоположностях, идеализме и материализме. Вопрос этот не простой. Мы видели что в опыте сознание хотя и выступает как необходимая формация, но тем не менее она не знает своей природа. Больше того, момент всеобщности сознания, который мы подробно рассмотрели, обладает неопределеноостью и возникает впечатление что этот момент сам по себе, а момент особенности - сам по себе. На деле момент всеобщности здесь вовсе не абстрактная всеобщность. 
    За счет того что свою особенность сознание связывает с особенностъ предмета - и это единственный пункт связи - сознание особенность предмета вынуждено соотносить о всеобщностью: нет соотношения с всеобщностью - нет и знания. А опыт момент всеобщности замыкает исключительно в сфере сознания 
    Поэтому когда, например, говорят о биологическом, то определяют как нечто общее всех индивидов органической природы. То есть мы посредством субъективной деятельности сознания выявили один и тот же момент. А обьеткивно, реально, момент всеобщности не существует. Но если всеобщее только в сознании, то сознание сводя все единичное и особенное к связи с всеобщим занимается извращением всех существующих связей: ни в природе ни в обществе всеобщего нет, а вот сознание только и делает что особенное превращает во всеобщее. И если бы это была правильная позиция, то вместо того что бы осуществлять процесс тождества с вне его существующим - оно тянуло бы лямочку возрастающего дуализма: единичное и особенное извне, а всеобщее внутри. Но разве может нечто существовать если оно является противоречием тому, благодаря связи с чем оно только и может существовать. Эти два момента опытного познания вообще не связывают друг с другом, поэтому признается какая то религиозная аксиома, что опытное познание идет от всеобщего, через особенное и наконец взбирается во всеобщее, но всеобщее обязательно только в голове. Эта иллюзия именно оттуда, что сознание не знает своей природы, необходимости своего существования. "Оно есть - чего тут еще?!". . . Значит сознание опыта есть непознанная необходимость себя самого и как видите это соответствует непознанности предметов. 
    Как обстоит здесь дело с процессом познания и в связи с этим вопроса о материализме и идееееализме?
    Поскольку момент всеобщности в опыте неопределенный, постольку он выступает для такого сознания в определениях бытия. Потому определение моментов всеобщности для сознания выступают в их особенности . Это то же что я сказал в прошлый раз, что сознание есть первое отрицание содержания. Отсюда и следует, что сознание в опыте лишь воспринимает готовую определенность предмета в себя как в абстрактную всеобщность. А на вопрос - откуда логическая определенность сознания - опытное сознание отвечает - а что тут такого что определенность в самих вещах и их отношениях: просто практика миллиарды раз повторялась и эта связь определенности самих вещей отложилась в сознании. . . Но зачем еще раз определенность вещей отпечатывать в сознании если она уже есть в самих вещах. То есть это то же что и полемика Аристотеля по вопросу о соотношении вещей и идей; что это есть ненужное удвоение уже существующей определенности. Помните: если в идеях нет ничего кроме той определенности которая есть в вещах - зачем нужны тогда эти идеи? - спрашивают Платон и Аристотель. А у нас говорят - это и есть материализм: существующие определенности в вещах еще раз запечатлеть и повторить в фигурах и формах сознания - бытие предметов, их определенность и определяет сознание. Ведь бытие первично, а сознание вторично. . .
    Во первых сознание здесь не вторично, а существует хотя бы в форме абстрактной всеобщности. Значит если отпечатлевается что то - то существующие вещи внеш. мира, с одной стороны, обладающие эмпирической чувственной определенностью и обнаруживаются какие то особенные связи которые вносятся в неопределенность всеобщности сознания. 
    Но тут выступает вторая противоположность и говорит, что когда мы воспринимаем чувственные явления внешнего мира, то этим мы их еще и познаем. Но как быть тогда с особенными законами - они же чувственно не воспринимаются, а значит без деятельности сознания этой определенности нет. Вот вам и вывод Канта: в объекте нет никакого единства, которое не было бы в него внесено из сознания. А значит не предмет определяет сознание, а сознание предмет: каково сознание - таков и предмет. И вот теперь давайте выяснять, где здесь материализм, а где идеализм. 
    Согласно материализму речь не идет о том, что сначала есть бытие которое должно выступить само как сознание, нет: есть предмет внешнего мира и есть сознание как пустая форма. И согласно идеализму сознание есть и оно обладает единством которое вносит в предмет. - Обратите внимание: обе т. зр. принимают сознание и предмет уже существующими. Причем согласно материализму сознание не порождает бытие предмета, а дает связь. А теперь и решите, что является первичным и определяющим. Та же иллюзия и на русской почве с антропологическим материализмом: единство души и тела великое завоевание материализма - а что здесь первично? И любопытно что ответил бы Чернышевский на вопрос: что такое тело предшествующее душе. По Гоббсу это сохранит название тела, но как неорганической природы. Может тогда душа предшествует телу? Но и эта форма отношения не способна дать ответа. 
    Вывод. Пока сознание и предмет обладают внешним отношением, пока всеобщее и особенное разделены и следовательно неразвиты в себе, никакой вопрос о идеализме и материализме решен быть не может. Конечное, где бы оно ни было и как бы оно ни соотносилось, не решает вопроса. И что это за бесконечный мир в опыте, где внешний мир сам по себе, а сознание об этом мире - с абстрактно противоположной стороны, само по себе. А объективный мир который оставляет даже абстрактное неопределенное сознание вне себя - есть конечный, особенной мир. - И чего искать бесконечного там где его нет. 
    Итак в опыте имеем взаимодействие: предмет определяет сознание и наоборот, а потому и вопрос об основании этого отношения здесь не решается, как не решается и вопрос об основании философии. Опыту не хватает именно единства сознания и предмета потому что неразвита противоположность их. 
    Действительно: единство чего бы то ни было различенного начинает выступать только тогда, а следовательно и познаваться, когда это различенное достигает противоположности. Но в том то и дело что абстракция непосредственной всеобщности сознания и эмпирическая чувственная единичность вещей в опыте вовсе не являются противоположными потому что определенность этих моментов не одной и той же формы: бытие вещи имеют чувственную определенность, а абстрактная всеобщность сознания имеет односторонний момент отрицательности. А потому в опыте уместно говорить об отношении разностей, и потому они безразличны. Для вещей все равно, знает их сознание или нет. Дело другое если бы вещи не могли существовать без деятельности сознания. При чем в противоположности имеется отношение не с чем то просто иным, а со своим собственным иным. Так если бы хотели получить хотя бы абстрактную форму противоположости, то следовало бы вместо непосредственной всеобщности сознания как его момента, просто указать на абстрактную бесконечность. Но тогда вместо единичных вещей внешнего мира надо поставить абстракцию конечности не отягощенную конечными определениями. То есть конечность и бесконечность выступили бы в одной форме определений, это и была бы противоположность. Значит опыт есть неразвитая противоположность сознания и предмета. Явления единства поэтому налицо, это и осуществляется в процессе опыта, но не более. Поэтому опыт имеет дело с явлениями истины, но не истиной. 
    Обыденное сознание полагает что существует неисчерпаемое количество истин и считает единичное, конечное - бесконечным и всеобщим, преходящее и временное - абсолютным. А истина одна во Вселенной и является тем единством без которого ничто не может возникнуть или существовать. Проявлений истины действительно неисчерпаемое множество. Поэтому когда вам подают дефиниции для заучивания вроде "отче наш", что всеобщая истина складывается из относительных, то это рефлексия вытекающая из опыта. А потому истина в опыте - цель к которой мы движемся, стремимся, но которая вечно остается потусторонней для теоретического и практического опыта. Но что это за истина если она потустороння сознанию, мышлению? - Такая потусторонняя истина нигде не существует кроме как в субьективном представлении. И этого мы подробно будем касаться в связи с иллюзией порожденной Кантом и существующей до сих пор: будто вещь в себе - обьективно сущеетвующая реальность. На деле она существовала только в субьективном представлении Канта. И что это за существование и где оно если не имеет никакой определенности? - Во внешнем мире ясно такого не может быть по причине того, что любая отрицательность во внешнем мире неотделима от положительности. Конечное вообще таково, что невозможно сказать чего в нем больше - положительности или отрицательности. То что сознание получает благодаря отрицательному отношению к любому единичному существованию - оно и выдает за абсолютную непосредственность. Здесь опять прием опыта: что получается как результат - выдается за то, что якобы не связано с отрицанием как условием. Поэтому говорят: в сознании это существует, хотя на деле и этого нет в созании, так как то что существует в сознании, обязательно должно обладать хоть какой определенностью. Другое дело что мы не сознаем этой определенности, потому что опытное сознание таково, что оно вследствие своей разорванности всегда связывает момент абстрактности с самим собой. Поэтому если сознание связывает определенность например с особенным, тогда всеобщее будет для этого сознания неопределенным и наоборот.
    И наконец ставим вопрос ребром: какова же форма опыта. Содержание его всегда ограниченное, особенное. А форма - вследствие того что является абстрактной и неопределенной является тоже особенной формой, потому что абстрактная всеобщность по сути своей есть особенность. А потому опыт имеет не более чем особенное отношение с предметом. И тем не менее в опыте имеем предмет, сознание и их отношение - все три момента. Что и указывает что это необходимая, хоть и ограниченная форма сознания, так как не хватает лишь развития этих моментов до их всесторонней определенности. Но развитие этих моментов есть уже выход за пределы опыта. 
    Значит нам надо не замыкаться на особенном содержании, форме и их единстве. Хотя особенность мышления связано с метафизическим мышлением где моменты всеобщности и особенности всегда остаются внешними: всеобщее не реализует себя в особенное, а особенное не разлагает себя во всеобщее. И как это особенное может стать здесь иным если оно есть всеобщее для себя? Это вечность особенного - нет того момента который губит его, оно тождественно себе так как непротиворечиво. И абстрактное всеобщее в опыте оказывается тоже вечным: имея особенное вне себя оно тоже избавлено от противоречия. Что особенное - А=А, что всеобщее - А=А, пока мы их берем как внешнее отношение. Отсюда и принцип метафизического мышления - А=А: что бы не познавали и не делали - сводите все к абстрактной всеобщности, абстрактному тождеству с собой, которое только и существует в голове. Это и соответствует современной песенке: возводите все единичное через особенное во всеобщее. Значит метафизическое мышление и есть та определенность которая присуща опыту как способу познания - они неотделимы. Значит не на пути опыта следует искать диалектический метод и тем более не на пути обобщения опыта. Первым выходом за пределы опыта выступает искусство. 
    Выскажу резкое положение: искусство - первый способ духовной жизни в котором осуществляется выход за пределы ограниченности теоретического и практического опыта, поэтому если опыт является более необходимым для природного самопроизводства, то без искусства нет начала человека как такового. 
    В опыте человек отличается от животного тем что он производит активно, в то время как животное не производит или производит пассивно. Но отношение по содержанию у человека и животного в опыте одно и то же. Животное спокойно в своем инстинкте схватывает момент особенности в явлениях окружающего мира и благодаря этому самовоспроизводит и часто расширенным способом. А вот человеческий производственный и теоретический опыт по называет, что не во всех даже странах человек может воспроизводить себя расширенным способом. Значит преимущество человеческого производства, этого источника величайшей гордости человека над животной формой производства, здесь очень незначительное, потому что содержание в обоих случаях то же - особенное. А если то и другое причастно какому то всеобщему содержанию - то это неведомо ни для животного, ни человеческому опыту. А искусство есть тот способ человеческого бытия, где совершается выход за пределы особенного содержания. Это есть первый способ одоления метафизического сознания, рассудка. 
    Мы выяснили, что опытное познание начинается и кончается тем что оно фоксирует противоположности в их абстрактном виде: внутреннее - внешнее, причина - действие и т. д. И когда эти односторонности составляются из чувственности то они выглядят убогими. Отоюда и вывод, что рассудок и чувства находятся в вечном антогонизме, рассудок убивает чувства, а чувство не может и не хочет идти на тяготину рассудку. В опыте это налицо: законы сами по себе, а явления которые подчинены этому закону - сами по себе. То есть закон и явление закона в опыте тоже внешни друг другу. 
    Против этой формы дуализма и выступает прежде всего природа искусства как такового. Но искусство не реабилитирует попраннуй репрессированную чувственность, как и не занимается апологией рассудка. Искусство старается снять односторонность этой противоположности. 
    И в самом деле, исторически, как мы рассмотрим, первым человеком который вышел за пределы дуализма особенного и всеобщего был вовсе не филисоф. Шиллер вышел именно через искусство из абстрактного дуализма чувственности и рассудка, особенного и всеобщего, и которое выдавалось за философствование благодаря Канту. 
    Итак искусство по своей форме есть единство чувственности и рассудка. Здесь впервые начинает подвергаться отрицанию форма внешнего отношения особенности и всеобщности и потому начинает появляться единство. Искусство - первоначальная форма единства моментов всеобщности и особенности в духовной деятельности человека. Подлинные произведения искусств являются настоящими учителями искусства диалекточеского мышления. Поэтому даже у нас искренние служители искусства поднялись над абстракцией диамата, поэтому в современном духовном состоянии нашего общества работникам искусства нечему учиться у современных псевдофилософов, а вот философам этим нужно начинать учиться на элементарных произведениях хотя бы современного искусства.