;

Мы рассмотрели логическую форму развития всеобщего и остановились в прошлый раз на моменте, что одной из форм выражения всеобщего выступает качественно определенное нечто. Почему нечто отлично от конечного непосредственного бытия? Прежде всего наличное бытие есть определенность, неотделимая от самого этого бытия . Это есть собственно природа качества, которая в том и состоит, что она есть всепроникающее своего предмета. Как только мы изменяем качество, мы изменяем и его носителя.
    В то же время качество само возникает как результат снятия противоречия. Значит наряду с господствующим определением непосредственности есть и опосредованность, просто она на первой ступени качества не выступает. В качестве имеется отрицательность -  качества как такового, как абстракции - не бывает. Вот эта отрицательность, рефлектированная в себя и составляет определенность качества. В связи с этим и появляется различение в реальности: реальность выступает только там, где есть что-то утвердительное, отличное от чего-то иного; реальность всегда ограниченна. Но качество, как его положенная определенность, обладает своей обратной природой: с одной стороны качество есть то, благодаря чему нечто вообще есть. Уберите качество, как непосредственную простейшую определенность и оно исчезнет. Но с другой стороны определенность качества обладает отрицанием этого нечто. В этом и состоит противоречие. С одной стороны, что-то есть в определенности своего качества - следовательно в своей границе, и только через нее и в ней оно есть то что есть. А с другой стороны его граница, есть его отрицание. Это противоречие качественной границы.
    Благодаря своей определенности наличное бытие, или нечто, благодаря своей границе и есть нечто противоречивое в себе, изменчивое и преходящее. То есть, граница столь же дает существовать нечто, столь и уничтожает, так как мы имеем дело с определением конечного, и следовательно, то что его сохраняет, одновременно является и уничтожающим. Благодаря этому нечто становится другим, иным. Значит собственная определенность качества приводит к тому, что бы выступило иное. Но обыденным сознанием иное воспринимается как существующее наряду с нечто. Но эта точка зрения удерживает внешнюю различенность, и, соответственно, внешнюю форму связи. На самом же деле, нечто в себе самом, благодаря собственной определенности, есть свое другое. Иное и представляет собой объективированность самого нечто.
    Нечто, обладая собственной определенностью, различно относится к различным предметам, так как здесь выступает в отношение то, что является собственной определенностью каждого соотносимого предмета: предмета находящегося в связи. К примеру любой органический предмет в органическом имеет лишь момент своего неорганического иного; или каждый человек относится к другому лишь в той мере, в какой он в другом находит свою определенность; то что выходит за этот момент определенности является моментом разъединения, чуждым. Ясно, что отношение не может быть однозначным: чем одностороннее предмет в своей определенности, тем он более беден, и сталкиваясь с развитом определенностью иного он просто поглощается этим иным.
    Вот в чем секрет, что наши современные философы не любят заниматься историческими представителями философии: столкнешься с Аристотелем, а он проглотил тебя. А нужно показать воинственную критику и превосходство. Не соприкасаются с тем что может проглотить - инстинкт срабатывает безупречно; то есть стихийно знают различие нечто и иного, по крайней мере в одном моменте.
    Нечто имеет в себе свое иное, инобытие, и в другом нечто оно является лишь объективированным для себя. Если возьмете отношение товаров друг к другу, то и они соотносятся только в моменте тождества, притом принадлежащего наименее развитой определенности товара, то есть величины стоимости. Но далее более развитая форма стоимости поглощает менее развитую, и товар лишенный такой стоимости никому не нужен; то есть он поглощается даже в своем бытии более развитым товаром. То есть, не вступай в конкуренцию с паршивыми по качеству товарами...
    Нечто становится иным. Но ведь иное само есть нечто, и проявляет то же что и первое нечто: собственную определенность, противоречие, изменение и т. д. То есть нечто становится другим и т. д. : мы вступили в бесконечность качественного отношения. Это та форма, которой больше всего радуется рассудок. Даже истина трактуется в этой форме так, что одна истина прибавляется к другой, третьей и т. д. и в итоге нам говорят об абсолютной истине; притом эти составляющие качественно различны, иначе они не отличались бы друг от друга.
    Опытное познание и представляет собой процесс качественной дурной бесконечности истины: открыли одну форму связи, другую и т. д. до бесконечности. Получаем движение в бесконечность, так как ни на одном достигнутом моменте нельзя удержаться - он оказывается в себе своим иным. Но в этом ряде имеем дело с конечным качеством, и имеем то что остается за пределами достигнутого нечто - нечто неопределенное, абстрактное отрицание. И вся суть этого бесконечного движения состоит в том чтобы лишить его этого неопределенного, которое всегда остается по ту сторону любого нечто, так как процесс этот не может быть завершен. Значит в наличном бытии качества мы имеем дело со своеобразной двойной бесконечностью: с одной стороны ограниченное нечто, с другом - отрицательное иное. Нечто утвердительного ограниченно, иное - это отрицательное, неопределенное.
    Это рассуждение хорошо для доказательства бытия Бога; сколько бы мы не перебирали бесконечные конечные существования Вселенной, мы не знаем, что остается за их пределами, и можем предположить что угодно. И это потустороннее иное оказывается абсолютно непознаваемо ни для какого бесконечного прогресса человеческого познания со всеми его формами практики как предметами этого познания. Как видите представление о дурной истине как абсолютной истине, как о дурной бесконечности, с необходимостью завершается представлением необходимого допущения бытия Бога и его непознаваемости. С чем я и поздравляю работников диамата.
    Дурной бесконечностью Гегель и называет её потому, что здесь вроде бы совершается выход за пределы конечного, но одновременно выступает только конечное. Отрицательная дурная бесконечность возникает вследствие рассудочного способа мышления, которое отправляется при предпосылках эмпиризма от одного явления к другому. Например, рассматривая современное общество, рассудочное мышление начинает с индивидуальностей нашего общества в его тотальности. Но ответа на вопрос, что есть общество, не получаем, кроме как - определенного количества проживающих лиц на данной территории. Еще хуже, если взять социалистическую культуру, единую по содержанию и многоликую по своему облику или форме. Ведь носители культуры - люди, значит культура должна быть индивидуальной, а значит культура будет суммой культур индивидов, населяющих нашу территорию. . .
    Но индивид не составляет общество, тем более социалистическое. Нужны хотя бы двое. А значит и социалистической культуры по форме и содержанию нет, а есть полнота индивидуальных культур. Это и есть путь эмпирического познания. Даже охватив все конечное мы не выходим за пределы конечного. Это и есть тот эмпиризм, позитивизм, который является общим для всех форм философии у нас и за рубежом. В этом и состоит идеологическая борьба: делают вид что борются.
    Для рассудка здесь труден один момент, что одно дело внешнее отношение, а другое - отношение нечто к себе как к своему иному. Надо расстаться с иллюзией, что иное инобытие есть специфически принадлежащее или первому нечто или второму. В обоих есть иное, это абсолютный момент тождества любого бесконечного многообразия нечто как и двух нечто. Значит нечто относится прежде всего к своему иному, и за счет этого относится к иному в другом, как объективированному иному. Но верно и обратное - относясь к другому как иному, оно одновременно относится к своему иному. Значит нечто, находясь в отношении к иному, находится и в отношении с собой. А это значит, что нечто и иное прекращают свое существование: нечто переходит в иное и наоборот. То есть нечто и иное, каждое, подвергает себя отрицанию. Казалось бы мы должны уйти в дурную бесконечность. Чтобы вам была ясна суть этого момента, я разовью ее подробнее чем у Гегеля.
    Сперва мы имеем одно нечто. Чтобы возникло иное, нужно чтобы нечто определило свое бытие. Значит иное как внешне существующее есть объективированное иное первого нечто. Утвердительное иное оказывается всего лишь положенной отрицательностью самого первого нечто. То, что для первого нечто казалось ненужным и даже враждебным, оно выступило как внешне существующее для первого - иное. Так что если хотите создавать врагов, сначала сделайтесь врагом себя самого и тогда они появятся извне. Поэтому врагов не имеет тот, кто находится в абсолютно непосредственном тождестве с собой. А это кто? - покойники.
    Развитие отрицательности иного нечто и есть выступление, и есть выступление иного как самостоятельно существующего, наряду с первым нечто. Чтобы иное выступило как самостоятельно существующее, внешнее для первого нечто, нужно, чтобы иное первого нечто получило развитие. И получаем, что иное, которое казалось сначала безразличным, оказывается результатом положенности инобытия этого нечто. Уберите инобытие первого исходного нечто и уничтожите всякое иное как самостоятельно существующее для первого нечто. Но мы установили, что первое нечто вовсе не абстрактная точка, оно обладает положенной определенностью, а иначе мы имели бы дело не с качеством, а с чистым бытием или ничто. В наличном бытии - бытие и ничто присутствуют уже как снятые. Значит нечто, определено в себе, хотя господствующим моментом выступает для него непосредственность. Значит за счет собственной определенности нечто и выступает иное, как внешнее наряду с ним. То есть иное как самостоятельно существующее и создающее эту видимость, есть результат собственной определенности первого нечто. Значит здесь отрицательность нечто не есть что-то чуждое и внешнее, а его собственная отрицательность; и развитая, она выступает как иное для первого нечто. Значит иное и нечто как самостоятельно существующие наряду с первым нечто, всего лишь есть развитие отрицательности первого нечто; или проще - оно есть результат определенного отрицания первого нечто самим собой. Достигшее определенного предела, оно выступает как другое самостоятельное нечто, но оно возникло как результат определенности первого нечто и определенности его собственного отрицания. Значит любое самостоятельно существующее нечто, заражено определенностью первого нечто, оно результат его движения. Другое оказывается, потому и есть другое нечто, что оно отлично от первого, и это отличие составляет тождество иного с собой.
    С другой стороны иное возникло из развития отрицательности первого нечто. Значит это иное одновременно тождественно с нечто, из которого оно возникло. В таком случае получаем иное, тождественное себя и тождественно первому нечто. Когда оно тождественно себе - оно отрицательность первого нечто, но когда оно тождественно первому нечто - оно отрицательность себя.
    Природа этого второго нечто и положительна и отрицательна. Но мы выяснили, что и первое нечто в себе есть таковое. Значит, строже говоря, первое нечто так относится к иному, как в себе сущее - еще не единство положительного и отрицательного - относится к положенному единству положительного и отрицательного в ином. А это означает, что благодаря собственной определенности, нечто и иное, благодаря собственному противоречию, сами снимают себя. Именно потому иное возвращается в нечто, из которого произошло иное тождество, а первое снимает себя в тождестве со вторым иным. Значит теряется всякая возможность чтобы это выступило в каком-то определении: только определении нечто или только в определении иного. Оба определения оказываются одинаково отрицающими самих себя - и моментом тождества и различия, и с самим собой и друг с другом.
    Но раз нечто и иное сами себя снимают, значит вместо самостоятельных нечто и иное, выступает одно, которое уже не является ни нечто ни иным; но содержит их в себе, так как они сняли сами себя своей собственной отрицательностью. Это и есть для-себя-бытие. Различенность нечто и иного исчезла и мы возвратились к исходному моменту непосредственности наличного бытия/?/. Но одновременно это уже не первое непосредственное наличное бытие, иначе мы бы даром проделали бы процесс развития его противоречия. В этом тождестве, где осуществляется возврат к первой непосредственности наличного бытия, одновременно, нет уже ни этой непосредственности наличного бытия, нет и различенной самостоятельности нечто и иного. То есть самоотрицание моментов неудержимо, и с исчезновением видимости самостоятельности нечто и иного исчезла и видимость самостоятельности непосредственно наличного бытия.
    До сих пор у нас могла иметься иллюзия, что речь идет о первой ступени наличного бытия, и не затрагивает ступень непосредственного бытия. Но раз снимается вторая ступень, то вместе с ней впервые снимается и первая ступень; 
    то есть они оказываются взаимным отрицанием. Вот здесь и выступает по существу настоящее отрицание отрицания или отрицательность отрицательного. Поэтому мы и не впали вспять, не вернулись к непосредственности наличного бытия, как первоначальной формы качества, а взошли к для себя бытию.
    Значит для себя бытие есть такая качественная определенность, где непосредственность, неразличенность качества, как моменты нечто и иного, полностью сняты и включены в качестве подчиненных моментов. .
    Но нам хорошо было рассуждать до сих пор, а для себя бытие с одной стороны это абстрактное тождественное себе, но одновременно эта простота связана с отрицательностью благодаря развитию нечто и иного. Значит, если берем только в первом моменте это для-себя-бытие – то есть моменте тождества с собой или снятия всякой определенности и различенности, то имеем дело с для-себя-бытием как завершенным качеством. Но одновременно имеется здесь и отрицательность, значит о завершенности говорить рано. Если бы отрицательность соединилась с тождественностью и наоборот, тогда было бы завершение. Но они пока вследствие непосредственности единства внешни друг другу. А вследствие момента отрицательности для себя бытие выступает как одно.
    Одно - старая категория, известная по "Пармениду" и т. д. Это одно неразрывно нераздельно связано с отрицательностью; только отрицательность и делает одно - одним. То есть отрицательность и делает для-себя-бытие - одним; одно для-себя-бытие. Как видите, если что-то изолировать и сделать самостоятельным, то это отрицательность опять таки самого утвердительного, так как абстрактное отношение с собой, как утвердительное для-себя-бытие, не может держаться без отрицательности. Отрицательность делает непосредственное отношение для-себя-бытия с собой - одним.
    Я уже объяснял, что отрицательность всегда двояка: утверждая что-то она одновременно его губит. Здесь то же: для-себя-бытие как одно, исключающее все иное. Но эта отрицательность не только делает для себя бытие – одним, но одновременно, для себя бытие, вследствие отрицательности, представляет собой отрицательное отношение с собой.
    Значит и для себя Б оказывается в себе противоречием: с одной стороны оно снятие различенности нечто и иного оказавшегося тождеством с собой; а вследствие отрицательности, которая сначала в виде снятого момента, это для-себя-бытие оказывается отрицательным отношением с собой, а это означает отрицательное отношение. Это не одно и то же: пока мы заняты отрицательном отношением с собой, мы удерживаемся в сфере для-себя-бытия как одного, а вот отрицательное отношение для-себя-бытия сразу заставляет одно становиться многим. Отрицательное отношение есть отрицание отношения тождественного отношения к себе одного. То есть, тождественное отношение одного подвергается его собственной отрицательности и одно становится многим.
    Здесь кстати было бы рассмотреть "Парменида "Платона, как одно становится многим и как многое становится одним лишь потому, что оно само себя делает одним.
    Итак для-себя-сущее одно, благодаря собственной отрицательности, полагает себя как многое, как различенное. Но ведь многое таково, что каждое в нем есть одно. Многое и есть собственно отрицательность одного, или если угодно - объективированное отрицание одного и есть многое. Внутренняя или, как говорит Гегель, субъективная отрицательность одного стала объективной, положенной, реальной. Но поскольку многое таково, что каждое в нем есть одно, а одно и есть отрицательное отношение, значит все одни многого и представляют собой отрицательное отношение к себе - тотальная отрицательность многого.
    Мы получили важнейший пункт: если в исходном пункте - для-себя-бытии как одном - мы имели тотальную тождественность себе, а отрицательность в себе; то здесь наоборот: мы имеем тотальную отрицательность, а тождественность в себе. То есть отношение перешло в свое иное.
    Если бы отрицательностью обладали только некоторые одни, а другие не обладали, мы бы имели дальнейшее развертывание отношении положительного тождественного отношения некоторых одних и отрицательное отношение с собой некоторых других. Но это противоречие завершается тем что мы и получим многие одни как отрицательные себе, так как всякое развитие этого - развертывание отрицательности.
    Независимо от того, что я пропускаю опосредствующие звенья, мы с необходимостью приходим от отрицательности одного к себе, к отрицательности многих - одним, как отрицательного отношения к себе - это необходимость развертывания самой отрицательности в ее определенности. А что бы отрицательность не превратилась в абстрактную, она все время питается положительностью, как иным самой отрицательности.
    Ну а если мы достигли тотальной отрицательности многих одних, тотального отрицательного отношения каждого и всех одних к себе самому, то мы подошли к тому, что это многое само же себя снимает: многие одни сами себя снимают и погружаются в одно.
    Это и есть двоякий процесс одного и того же, который образно можно представить как отталкивание и притяжение, что и делает Гегель. То есть, полагание одного самим себя как многое - есть отталкивание от себя; многое полагающее себя как одно - притяжение.
    Отсюда следует, что поскольку одно полагает себя как многое, а многое полагает себя как одно, значит нет никакой самостоятельности ни одного, ни многого. Они представляют собой односторонности, которые удерживаются метафизическим мышлением. Должно быть нечто более развитое, нежели одно и многое, во что они снимаются. И поскольку одно и многое не есть нечто неопределенное, то и то во что они снимаются, должно быть то же не абстрактно.
    Положительно: любая односторонность, вследствие односторонности снимающая себя и переводящая в иное, в конце концов разрешается в более развитую форму единства - качество. Попутно мы получили определения моментов противоположности: значит притяжение не существует без отталкивания и наоборот; и физикам не мешает ввести наряду с всемирным законом тяготения - всемирный закон отталкивания, так как каждое в себе самом есть своя противоположность. И дальше следует перейти к их конкретному единству, где противоположности притяжения и отталкивания сняты.
    Итак, одно и многое снимают сами себя. Вместе с этим снимает себя и сфера для-себя бытия. Здесь происходит то же, что мы рассматривали в развертывании нечто и иного. То есть, одно и многое, снимая себя, одновременно снимают и непосредственное одно, а значит снимается сфера и для-себя-бытия. Но сфера для-себя-бытия - это сфера завершенной качественной определенности бытия, а значит и снимается вообще качественная определенность бытия.
    Итак, через для-себя-бытие, как высшую максимальную форму развития качества, мы возвратились по сути дела к чистому бытию, но обогащенному всем процессом опосредствования в той мере, в которой это опосредствование присуще движению качества, как непосредственной формы опосредствования. Значит, мы столь же возвратились в чистое бытие сколь и нет. Или наоборот: чистое бытие через вне-себя-бытие качества теперь снимает само себя. И оно действительно себя сняло, ибо давно обнаруживало себя подчиненным моментом и просто для представления еще сохраняло видимость, что оно остается еще существовать, хотя уже действует для себя бытие. Значит для-себя бытие снимается и непосредственность чистого бытия, бытия как качества, или проще говоря, снимается качественная определенность бытия.
    Мы получили, что качественная непосредственность бытия развернула себя в противоречие в пределах качества. Благодаря этой форме определенности оказывается качество достигло высшей ступени и снимает себя. Опосредованность качества переводит себя в непосредственность, но уже не непосредственность качества, а в снятую непосредственность качества, а это и есть чистое количество.
    Почему имеем непосредственное отрицания?- Да потому, что само качество по своей природе, приводит себя в непосредственное отношение, тождество с собой; посему здесь не может выступить никакая форма опосредованного отрицания качества. Характер отрицания зависит от того, какова определенность отрицающего себя. Поэтому мы и имеем дело сейчас с чистым количеством. Оно результат непосредственного отрицания непосредственности качества.
    Как непосредственное отрицание, чистое количество тоже непосредственно определено. И поскольку оно сейчас выдвигается на всем процессе опосредствования присущему качеству и снятому непосредственно, постольку это чистое непосредственное бытие оказывается равнодушными, индифферентным. И само бытие оказывается равнодушным к этой собственной своей определенности. Проще говоря, мы имеем дело с количественной определенностью. Отношение этих двух моментов, как результат непосредственного отношения всего лишь непосредственен. Потому чистое количество таково, что в нем есть вроде бы различие и одновременно его нельзя указать. В то же время в нем есть единство, тождество с собой, но и его нельзя фиксировать. А значит чистое количество имеет равнодушие к своим снятым моментам: притяжению и отталкиванию, переходу одного и многого. Значит, эти моменты содержаться в чистом количестве в себе. Ну а поскольку они сняты, то это уже к примеру не одно и многое, а прерывность и непрерывность, что и есть количественные определения, возникшие как результат снятия качественной определенности. Притом, как моменты количества, прерывность и непрерывность таковы, что их нельзя фиксировать и удержать таким образом, чтобы с одной стороны, показать прерывность, а с другой, непрерывность. То есть в чистом количестве, отношение этих моментов таково - поскольку они еще сами непосредственны - что прерывность непосредственно оказывается непрерывностью и наоборот. То есть то, с чем мы имели дело во взаимном переходе чистого бытия и ничто. Только здесь уже не переход чистого бытия и ничто, а количественный переход моментов прерывности и непрерывности друг в друга.
    Итак, чистое количество потому еще и чистое, что эти моменты содержаться в нем, но еще не выступили/?/. Они поглощены непосредственной количественной определенностью, содержатся еще в этой количественной непосредственности. А если эта количественная определенность, которую не удержать в одном и том же состоянии, тогда мы получаем определенное количество. То, что в чистом количестве было нефиксированным, неуловимым моментом прерывности и непрерывности, в определенном количестве выступает как единица и множество; то есть - это уже количественная определённость. Чистая единица и есть чистое количество и наоборот. То есть, единица в-себе и прерывность и непрерывность - то, что представление выдает как четное и нечетное, положительная и отрицательная сторона единицы.
    Значит, развитое определенное количество, есть ни что иное, как развитие противоречия самой чистой единицы. Единица в себе множественна или она внешняя себе самой. Она должна была бы удержаться как тождественная себе, но она равнодушна к своему непосредственному бытию и способна быть иным, потому что моменты единицы - моменты чистого количества - есть непосредственная единица/?/.
    Природа единства есть распадающаяся природа. В неорганической природе, например, столь же связаны, сколь и не связаны, и существуют сами по себе. Если взять более развитую формацию реального существования, вы обнаружите, что по мере того, как достигается большая определенность и единство - достигает и большей трудности переход в противоположное: человеку чрезвычайно умному трудно стаять дураком, но если эта умность доведена до абсолютного завершения - человек сразу становится абсолютным дураком.
    Значит весь процесс находится на каждой ступени отрицания/?/ - его нет на первой ступени и на последней. Поэтому и создается непосредственность перехода в противоположнность - дескать нет скачков. А это всего лишь насильственное задержание одного момента взятого без опосредствования.
    Итак, вследствие опосредствования единица оказывается множеством, а множество - единицей. Они начинают образовывать процесс отношения и единица выступает как единица в отношении к множеству, а множество в отношении к единице. Математика давно изучила этот процесс отношения, то есть процесс развития конкретного единства, множества и единства.
    Процесс развития единства множества и единства, который содержится уже потенциально в единице, и есть процесс развития определенности числа. Полной определенности процесс достигает пройдя три ступени: сложения, умножения и степени. Степень есть высшая форма числа - здесь единство единицы и множества, здесь отношение к себе через себя самого. Степень есть единство множества и единства как снятое: или есть множество и единство как снятые моменты определенного количества. Поэтому определенное число как степень, является в себе своим: с одной стороны это многообразное в себе, с другой оно простое. Если бы многообразное количество было бы только многообразием в себе, это и есть экстенсивность, а то, что это число есть в себе простое - его интенсивность, как называет это Гегель.
    А где сейчас качество, которое снято и должно подчиненным присутствовать в определениях количества? Экстенсивное и есть внешняя количественная определенность. Как видите, даже в определенном числе, достигшем своей формы бытия в степени, еще нет соединения внутреннего и внешнего, качества и количества. Это различение экстенсивного и интенсивного и делает определенное число переходящим в противоположность. Мы получаем форму дурной бесконечности как количественной: определенное число становится иным, это иное еще иным и т. д. различия внутреннего и внешнего втягивают в процесс, необходимость объединить этот экстенсивный внешний количественной определенности и интенсивной внутренней качественной определенности.
    Определенное количество, переходя в иное определенное количество, и поскольку здесь опять имеются интенсивные и экстенсивные моменты, количество этим возвращается к себе самому. Следовательно, иное этого определенного количества есть тоже определенное количество. Значит, развертывается отношение определенного определенного, а поскольку здесь отношение не только утвердительное, но и отрицательное, то значит оно отношение отрицания отрицания. Значит определенное количество, пройдя через свои моменты экстенсивного и интенсивного возвращается в чистое количество. Но в таком случае, определенное количество вообще приводит к снятию и свою степенную форму количественной определенности и форму чистого количества как непосредственного числа. И количество вообще снимает себя самого.
    Чистое количество, определенное количество и для-себя-бытие количества и в целом сфера количества снимает себя, потому что снятая форма качественной определенности присутствует во всех формах развития количества, но тождества не достигается. Значит, та же развитая форма количества, тотальность количества, все равно остается противоречием моментов отношения качества и количества, которые не достигают тотальной формы тождества. А это значит, что в самой тотальной определенности количества есть нечто, что гонит это количество выйти за себя, и оно выходит, достигая для начала непосредственного единства качества и количества, так как развитой формы тождества еще достигнуть нельзя.
    И это непосредственное тождество - результат снятия количественной определенности себя самой. Но при этом снимается и качественная определенность и этим достигается только их непосредственное тождество. Это непосредственное тождество и есть мера. Мера - самое бедное, тощее что можно сказать о единстве качества и количества. За счет количественной определенности мера оказывается безмерной. Безмерное есть наличное бытие меры; это вторая ступень меры, которая противоречива вследствие выступающих уже внутри самой меры качества и количества. Впервые качество и количество обнаруживают свою равнодушность, внешность, только в наличном бытии меры. Которая выражается в том, что в количестве могут совершаться изменения без затрагивания качества и наоборот; а значит и не трогается сама эта мера. А если трогается - то качество выйдет за пределы того, где количество не затрагивается. Затронется количество, и наоборот, количество выходит за пределы того, где качество было неизменным/?/. Значит, качество и количество приводят себя к взаимоснятию вследствие изменения качества и количества в мере. Значит наличное бытие меры само есть мера, и за счет этого возвращаемся непосредственно к мере - к непосредственному тождеству с самим собой. Но не к простому тождеству, с которым имели дело в чистом качестве и количестве, а к рефлектированному тождеству с собой.
    Это рефлектированное тождество с собой и есть сущность. Сущность есть положенное противоречие: один момент противоположности в сущности не может существовать без другого.