З. ХI. 1986
ГЕГЕЛЬ
;
Абсолютное понятие есть определенная форма решения главного вопроса философии.
Иначе говоря, мышление и единичное, природа и дух и т.
д. имеют свое единство в абсолютном понятии.
Это и есть точка зрения абсолютного идеализма.
Единство мышления и бытия в историческом развитии философии всегда выступало расщепленным: или отыскивалось единство в содержании или в форме.
Поэтому возникает вопрос; абсолютное понятие Гегеля, это единство по содержанию, по форме или ни то и ни другое?
Напомню, что до Канта это единство всегда касалось содержания.
У Канта и Фихте единство, прежде всего, касается формы, что и присуще трансцендентальному идеализму.
В философии Шеллинга вновь происходит отказ от формы и перенос его на содержание.
Исходя из философии Гегеля следует сказать, что абсолютное понятие есть решение основного вопроса философии со стороны содержания
- понятие есть прежде всего объективно существующее содержание, как высшая реальность самого содержания.
Форма же требует специального рассмотрения, и для того чтобы она нам далась и была нами осознана необходимо рассмотреть, что происходит с единством мышления и бытия как понятием в своем содержании.
Независимо, какой трактовке подвергается содержание как осознается, оно выступает диалектическим, так как речь идет не о внешнем соединении мышления и бытия, а о их единстве.
Это единство оказывается противоположным внешней связи всех вещей.
Всеобщее единство есть внутреннее, опосредованное, и
опосредовано не тем, что мы в нашем познании добирались до этого единства, а опосредовано самой определенностью всего конечно существующего как в
бытии так и в мышлении, как в
природе, так и в духе.
Само конечное существование снимает себя
вследствие своей конечности и приводит к этому высшему единству, как мы выяснили.
Это единство в себя включает природу и дух, мышление и
бытие и т.
д. - как подчиненные моменты. Чистое или абсолютное понятие Гегеля и есть уничтожение всякой видимости самостоятельности природы с одной стороны и духа с другой.
Все противоположности прекратили свое существование и пропала видимость, что каждая противоположность существует сама по себе.
Значит мы имеем единство мышления и бытия и это единство содержит в себе свою противоположность и потому оно является диалектическим.
Оно определенно в себе за счет противоположных моментов, которые в нем содержатся, пусть еще в неразличенном виде.
Проблема формы занимала Канта, Фихте и Шеллинга, которые искали форму, тождественную содержанию.
Была тенденция отказаться от рассудочного мышления, которое не соответствует содержанию, и поиск направлялся по пути
интеллектуальное созерцание.
Но Историческое Сознание не является подходящим для диалектического содержания, потому что впадает в абстракцию тождественного соотношения мышления с собой.
Значит Историческое Сознание, начиная с Декарта и Спинозы, мы должны отнести к историческому поиску формы, соответствующей диалектическому содержанию.
Историческое Сознание находясь в противоречии с содержанием, как абстрактная форма, упраздняла даже характер содержания, превращая диалектическое содержание в абстрактные односторонности.
Эту картину можно наблюдать и сейчас.
Как только встает вопрос о единстве мышления и бытия, рассудочное мышление ухитряется разорвать мышление и
бытие на изолированные односторонности, а если и сползают на единство мышления и бытия, то уже без противоположностей.
Это барахтанье и составляет современную попытку овладеть единством мышления и бытия.
Одни стоят на почве абстрактного единства, другие - на абстрактной
противоположности. Им кажется, что они стоят на противоположных полюсах,
а на самом деле это то же, но в противоположной форме.
Воистину потасовка с самим собой.
Чтобы не впадать в абстракцию единства, необходимее чтобы первым моментом выступила определенность.
Это вызывается самим диалектическим содержанием, которое не есть только единство или различенность.
Первая форма диалектического содержания у Гегеля - абстрактное или рассудочное.
А к предшествующим рассудку формам сознания можно относиться двояким образом
- диалектически или не диалектически.
Если к этим формам относиться метафизически, то выясняется, что исторически вначале выступает
ощущение, чувство, созерцание и т.
д. Тогда получается, что ощущение
так же основание, которое сохраняется и в дальнейших формах.
Такая посылка кажется убийственно материалистической, но это псевдоматериализм.
Раз ощущение остается неизменным, то все последующие формы являются метаморфозами, деградацией предпосылки и выходит, что разум - самая жалкая форма.
Это и есть вывод Беркли, Юма, махистов и т.
п. Вывод Канта: как только доходим до разума - имеем дело с одними химерами и субъективными утверждениями, а с настоящим содержанием имеем дело только в ощущении.
Отсюда и вывод, что реально всеобщего не существует: вся Вселенная
- скопище микробов, агрегат единичных существований.
Но единичное не является причиной себя самого.
А значит и предпосылка, что объективно не существует всеобщего приводит к творцу всего
единичного.
Но что такое Бог ответить нельзя, так как единственный способ познания - ощущения, а в нем
Бог не дан.
Значит мы должны признать, что Бог создал все конечное во Вселенной, а его не
познать.
И при этом нам говорят, что это позиция Маркса, Энгельса и Ленина.
Ощущение есть самая низкая, варварская форма содержания, которая, снимая себя, переводится в более высокие формы.
Только в метафизике единичное - абстрактное и неисчезающее
- это и есть все исторические формы эмпиризма, которым дано у нас гордое название исторических форм материализма.
Во внешнем и внутреннем мире, единственное содержание -
единичное существование, чувственное
бытие, только с тем различием, что
ощущение является субъективным способом познания, а
единичное внешнего мира - единственным содержанием этого познания.
Значит единичное в форме объективного и субъективного, а остальное от лукавого.
Первой истинной формой сознания выступает рассудок, так как в нем впервые, отправляясь от ощущения, созерцания и т.
д., теряется чувственная определенность.
Даже имея дело с представлением, еще прибываем в форме чувственности и содержании.
Рассудок же не просто доводит чувственность до абстракции, а снимает саму чувственность.
Он есть первое снятие чувственности вообще.
А потому, когда рассудок присматривается к предмету, он и обнаруживает моменты причины и действия, сущности и явления.
А в них ничего нет от чувственности, ни по содержанию, ни по форме.
Значит рассудок есть потому первая форма диалектического содержания, что это есть первое снятие чувственного.
Проще: деятельность рассудка анализирует чувственные предметы и чувственное
созерцание и результатом анализа выступают абстракции рассудка, которые не имеют ничего общего с чувственным.
Анализ - это не пребывание в чувственном предмете и не копошение там, анализ есть один из способов восхождения к мысли.
Его хотят привязать к эмпирическому, но он
отрицание эмпирического, чувственного.
Это известно и современной физике: она давно разложила воду на составные части, даже формулу вывела, но соединить из частей воду не может, потому что это единство не выявляется чувственным существованием.
Здесь мы оказываемся в рассудочном мире, где сопоставляется, выявляется,
вычленяется, противопоставляется
- но единства нет.
Заслуга рассудка, что он фиксирует уже не чувственную различенность в предмете, а такую, которая является первой непосредственной абстрактной отрицательностью чувства.
Рассудок занят определенностями неподвижными и противопоставленными друг другу.
Примеров сколько угодно: открывается любой учебник диамата, где излагаются категории, как противоположности друг другу, это и есть рассудочные определенности.
Сущность - явление, внутреннее - внешнее, и т.
д. , то что называют теперь поэтически парными категориями - это и есть рассудочная определенность, так как эти категории никогда не переходят друг в друга в действительности.
Непосредственно их переводят, но ответить на вопрос, чем отличается сущность от явления они не могут, потому что дальше представления сущности и явлении у авторов этих пособий дело не идет. И не надо требовать,
что бы они переходили - абстрактная сущность уже и есть явление и наоборот, так как здесь нет
никакой определенности, которая втягивала бы в процесс перехода.
Рассудок есть мертвая неподвижная определенность, квинтэссенция принципа абстрактного тождества А=А и его отрицательной формы.
В "Диалектике природы» Энгельса даже для младенца разъяснено, что есть этот метод.
Рассудочное, как форма диалектического содержания как субъективна так и объективна, так как рассудочная определенность не есть только определенность сознания, существующего только в субъективной форме, рассудочная определенность столь же и
объективна.
Это величайшее завоевание за всю историю философии.
Это не порок философии Гегеля - абсолютного
идеализма. Здесь имеет место прощание с точкой зрения субъективного идеализма на формы мышления, от которого у нас еще не избавились.
Говорят, что понятие, суждение и т.
д., являются пустыми субъективными формами, содержание для которых черпается из внешнего мира.
Но это и есть точка зрения идеализма субъективного
- независимо, приписывает ли автор себя к экзистенциалистам, марксистам-ленинцам или сторонникам Мао Дзе-дуна - содержание от
этого не меняется.
Это прежде всего точка зрения субъективного идеализма Канта.
Потому то Кант так и любим работниками сферы диамата, Кант, говорят, наш!
Гегель разрушает точку зрения субъективного идеализма, выдвигая положение, что форма рассудка одновременно и объективна.
Присмотримся к этому, так как говорят, что Гегель здесь впадает в величайший грех, онтологизируя абсолютные субъективные формы мышления.
Возьмем к примеру сферу неорганической природы.
Какое здесь можем назвать образование, лишенное в себе определенности? Есть различие, значит есть и определенность.
Глина отличается от шпата, потому что имеет свою собственную определенность, в отличие от того, с чем она связана и соотносится.
У Левкиппа и Демокрита поскольку два или все атомы одного похожи друг на друга, постольку и невозможно в природе атома угадать различие.
А здесь наоборот - всякая связь в неорганической природе требует, предполагает и выявляет, что каждое
единичное существующее обладает собственной определенностью, и только за счет этого выступает между ними определенная связь, а не
- есть универсальная связь и она наделяет
единичное существования определенностью.
Если берем органическую природу, то здесь каждое существо обладает еще более развитой собственной определенностью.
По крайней мере у развитой ступени имеется налицо неотъемлемое строение - органы и т.
д. Здесь уже не действует соотношение элементов и структуры, части и целого, потому что организм не сложить из частей; разложить его можно, но это и будет умерщвление.
Виды, классы - все это входит в их собственную определенность; не важно, как субъективное мышления осуществляет классификации - по рогам, копытам, зубам ли.
Даже рассудочная определенность отправляется от господствующей определенности в данном виде, классе.
То же и человеческое общество. Что можно сказать об обществе, которое представляет собой агрегат деградированных индивидов? 0пределеенность
тоже есть, но сравните с развитым обществом, где индивид выступает не индивидом общества, а
господствующим определением общества - это противоположная определенность.
Мифологии самых примитивных и диких народов самые аморфные, а классические, греческие - там образ каждого
Бога определен.
Если брать искусство, то в классицизме определенность была доведена до крайности - чистые
определения рассудка доведенные до высшей определенности - вследствие чего
классицизм сам себя снимает.
Это можно рассмотреть на любом виде искусства, но они снимаются не потому что плохи, а потому что виды исчерпывают себя.
Они порождены необходимостью, чтобы вскрыть определенность самого прекрасного и выразить его.
Если прекрасное аморфно, то оно безобразно.
Объективная форма рассудочного существования и есть определенность и отличие от другого.
Вот и вся мистика, которая стоит за обвинением в панлогизме, онтологизации.
Рассудочная определенность раскрывает собственную ограниченность: различие и единство оказываются внешним.
То есть рассудочная определенность не раскрывает своего единства, а единство не раскрывает себя в различии - это и есть односторонность и ограниченность рассудка, как в предметном существовании, так и в сознании.
Односторонность рассудка и есть его противоречие, которое развившись до своей высшей формы, переводит рассудок в его противоположности.
А поскольку рассудочнее конечно, то его противоположность - бесконечность.
Конечное разрушая себя, переводит в бесконечное.
Это и есть диалектика конечного.
Мы подошли к важному вопросу, что же есть диалектика? Она не имеет отношения к любому внешнему подходу, она не есть внешнее.
Не применить отрицание отрицания к чему-то, где нет диалектики.
Применили к производительным силам и отношениям и простились и силами и с диалектикой.
Внешняя диалектика - резонерство, где движение происходит за счет самой формы субъективной рефлексии.
А у нас не кто то конечное переводит в бесконечное, а оно само делает себя таковым.
Значит диалектика есть внутренний переход, она имманентна самому предмету, содержанию, а не является внешним для предмета, содержания.
Поскольку конечное делает себя бесконечным, значит диалектика и есть собственная определенность любого конечного существования.
Это прекрасно знал уже Сократ, применявший субъективную форму диалектики.
На чем держались софисты и обыденное сознание - на представлении.
Инстинкт хорошо держит и наших философов в этом направлении.
Сколько не провоцируй, они не хотят двинуться навстречу определенности.
Сократ, обладая огромной энергией, заставлял собеседников двинуться к раскрытию определенности.
А коль первая определенность внесена - неопределенность гибнет.
Сократ блестяще показал, что люди стоящие на неопределенном кончают противоположностью начала, так как не удерживается абсолютной любая односторонность.
Конечное имеет в себе свое иное, но в исходном пункте мы имеем только что определенность есть определенность конечного.
Но поскольку конечное переводит себя в противоположное, то определенность, переводящая конечное в бесконечное есть определенность бесконечная.
Так как конечное есть односторонность себя.
Оно и форму имеет соответственно себе.
А это означает, что конечное должно быть абсолютно неразличенным в себе, но тогда мы будем иметь вместо конечного – абстрактное бесконечное.
Проще говоря, конечная реальность существует в противоположной себе форме.
В зародыше она не обнаруживает этой формы, но когда конечное переводит себя в
бесконечное, то выступает уже, что формой конечного является бесконечное
- что определенностью конечного является бесконечное.
Значит противоречие содержания и формы заставляет конечное переходить в бесконечное.
При этом форма/?/ не есть нечто внешнее для конечного бытия: это собственная определенность самого конечного существования, но собственная определенность такова, что она и тождественна этой реальности и одновременна отлична от нее.
В этом и состоит определенность конечного.
Казалось бы, что можно отделаться здесь тавтологией, что в конечном форма есть содержание и наоборот.
Но конечное потому и конечно, что хотя форма и содержание неотделимы друг от друга, тем не менее форма отлична от содержания.
Переход конечного в свою противоположность и показывает, что не реальность является движущим моментом перехода в противоположное, а форма.
Ведь бесконечного в реальном существовании не бывает; сколько не глазейте на всю природу вместе взятую вне мышления, мы не имеем реально существующую природу как всеобщее.
Реально только то существует, что в отношении к другому, ограничивает это другое и одновременно ограничивается им.
Значит действительно прав был уже Аристотель, который пришел к выводу, утерянному затем, что форма является
движущим моментом и определяет как
бытие так и конечное.
И как видите к идеализму это никакого отношения не имеет.
Противоположный взгляд, согласно которому реальность есть реальность, оказывается без формы; а реальность лишенная формы, и есть абстрактная форма, которой и занимаются сейчас псевдоматериалисты.
Например, возьмите 19 форм движения у Бэкона - это реальность без ее определенности.
Итак, диалектика конечного вовсе не является конечной диалектикой.
Диалектически этим процессом выступает это конечное
бытие, конечное существование, но диалектика конечного - бесконечное.
Поэтому существует только одна диалектика, ибо всеобщее только одно, ибо где два, то это уже не всеобщее, а в лучшем случае его зародыш.
Это хорошо иллюстрируется из продолжения человеческого рода.
Движение и навстречу к всеобщему осуществляется снятием видимости всеобщего в форме двух видов.
Само что-то переходит в противоположность вследствие бесконечной формы, которая действует как отрицательность; она и есть реальность, хотя чувствами не воспринимается.
Для философии бесконечная форма и есть единственно истинное, а не конечное реальное существование.
Значит, диалектика предметного существования и есть имманентное развитие конечного в своей собственной противоположности, но она таковой оказывается только в форме мышления.
Диалектика рассудочного тем и хороша, что показывает, что ни один из моментов противоположности, взятых по себе, не является действительным.
Скептицизм и представляет собой осознание того, что все конечное достойно гибели.
В чем неудовлетворительность скептицизма - хотя в нем и содержится положительный момент - что он не есть отчаяние, а твердое осознание необходимости гибели; но именно это и дает состояние душевной атараксии: не стоит воевать и суетиться раз все погибнет.
Этот момент хорошо фиксирует Маркс в послесловии ко второму тому "Капитала", где он говорит, что диалектика по существу своему критична и революционна; она во всем существующем видит необходимость его падения, каждую осуществленную форму она видит с преходящей стороны.
Речь идет не только о формациях природы и общества, но и о самих природе как формации и обществе.
Все должно гибнуть, что находится в отношении с иным и следовательно ограничено в себе самом.
Встает вопрос: что есть то, во что разрешается все конечное
- абстрактно мы это определили как бесконечное.
Следует выяснить, что оно есть в себе.
Совсем "неинтересно" исчезать в бесконечность, в ничто.
Но бесконечное взятое как антипод конечного,
взятый как этот противоположный момент тоже конечен.
Поэтому из одного конечного мы попадаем в противоположное конечное: так душа и будет маяться.
Концепция мрачная, хотя и правильно схвачено, что душа есть первый зародыш всеобщего, если сравнивать ее с определенным пределом.
Это не просто сказка, а и осознание формы как превосходящей содержание, то есть формы как отрицательности содержания.
Получаем вывод: что форма, как отрицательное конечного существования, есть то, благодаря чему конечное существует, и то, благодаря чему конечное исчезает.
Форма есть то, что переводит мертвое в живое и наоборот.
Это мы видим даже в виде человеческого рода.
Чтобы быть, он осуществляет оба
процесса сразу: одно уничтожает, а другое порождает.
Значит род - это не есть абстрактная отрицательность всего, он есть определенная отрицательность индивида.
Если бы он был абстрактным, непосредственным отрицанием индивида, тогда он был бы потусторонним.
Род хотя и является противоположностью, но противоположностью, присущей индивиду, форма, будучи противоположной конечной реальности, оказывается внутренней сущностью этой реальности.
Но раз это определенное отрицание.
а оно таково, так как конечное определено - значит не что-то конечное отрицается со стороны, а его собственная определенность отрицает его самого.
Но конечное находится в определенном отношении к себе, которое и есть определенность отрицания себя.
Ну а коли отрицание определено, то в нем нет двух определенных
моментов: лишь одностороннее отрицание конечно, тогда попадаем в его определенность.
Во-вторых, утвердить попытки противоположности конечного, не трогая само конечное, а ставя рядом его противоположность.
Ни того ни другого здесь нет.
У нас противоположность конечного начинается в самом конечном, и отрицая себя, оно не уничтожает себя целиком, а подвергает отрицанию лишь ограниченную свою определенность.
Не всякая определенность конечна и подвергается отрицанию, а ограниченность этой определенности.
Поэтому то , во что переходит конечное, не просто противоположность конечного, а само заражено в исходном моменте, добывает его и включает себя самого; то есть, определенность исходного момента и результат дает определенный.
Значит результат вовсе не ничто, а содержательность - это первое что можно сказать.
Во-вторых, эта содержательность не соответствует, не тождественна исходной конечной определенности содержания; это такая содержательность, которая определенность содержания своего бытия включает в себя как момент.
Значит результат диалектического самоотрицания мало того что является противоположностью начала, но оно, это начало включает в себя как подчиненный момент.
Результат диалектического процесса есть сам результат и его собственная противоположность - начало из которого он исходил.
То есть, результат есть единство себя самого как результата и своей противоположности.
Выбросьте то, что в результате должно быть исходное и процессом отрицания исходного, и вы получите не результат, а непосредственное абстрактное отрицание конечного, которое будет тоже конечным.
Значит диалектический процесс есть не только отрицание, но и сохранение предыдущей ступени и низведение ее до момента.
Высшей формой диалектического процесса выступает то, что конечное снимает себя в бесконечность, определенную в ней самой.
Это и есть то, что Гегель называет положительно разумным.
Здесь отрицательное перевело себя в положительное, определенное в нем самом.
Конкретно: бесконечное и есть всеобщее как конкретное единство в нем самом.
А это значит, что только положительно разумная форма оказывается формой самого содержания, а содержание - содержанием самой формы.
Различенность формы и содержания в конкретно
всеобщем снимается.
И поскольку форма оказывается истинным содержанием и наоборот - то форма является своим собственным предметом.
Положительно разумное и есть всеобщая форма,
являющаяся для себя своим содержанием.
|