Иммануилу Канту
Йена,
1. Январь 1798
Благодарю за
ваше доброе, благотворное для
моего сердца письмо. Мое
уважение к Вам столь велико,
что я не могу на Вас за что либо
обижаться; и к тому же просто
объясняется задержка Вашего
ответа: она меня огорчила, но
я верю что вновь обрету
ваше хорошее расположение. Я живу в
центре литературных охотников
до анекдотов и сплетен и давно
разного наслушался (но я
полагаю что это не в нашей Йене,
так как здесь большей
частью серьезные занятия, как
и в целом окружение). Я
прекрасно представляю, как
можно
насытиться конечной
спекуляцией. Она не природная
среда человека, она не
цель - но средство. Если цель
покидает средство, это
завершение духа, достижение
полного соответствия с самим
собой. Это Ваше состояние,
достойнейший старец.
Так, вы сами говорите, что "на
субтильность теоретической
спекуляции, что особо касается
ее новых крайне утонченных
порывов, охотно уступаю",
то я тем спокойнее из-за
неодобрительного суждения о
моей системе, которая почти
каждым из многочисленной
армии немецких философов
считается поданной из ваших
рук. Так еще недавно герр Bouterwek,
скромный рецензент вашего
правоучения и путаных
рейнгольдовых сочинений в
геттингентских известиях
нечто такое от Вас желал заполучить
- как я слышал от моих
слушателей. - Да, это мир в
котором я живу.
Для меня это повод к
живительному требованию, что мое
обращение найдет Ваше
одобрение. Я верю что не
заслуживаю того, что то же
самое будет выкрикивать Bouterwek (в
геттингентских известиях).
Я еще очень ценю заслуги
изложенного и мою осознанную
тщательность, которую я весьма
рано стал употреблять и
приобрел в этом определенный навык; и
никогда не отказываюсь
обращать усердие на то, где
разрешается суть дела. Поэтому
я думаю вовсе не о том, что бы
расстаться со схоластикой. Я
изучаю ее с желанием и
легкостью и она укрепляет и
увеличивает мою силу. При том я
обладаю значительной ее
областью, которой доныне
касались лишь мимоходом, тем
более не с
намерением развить.
С глубочайшим уважением
Ваш
преданнейший
Фихте. |