ФИЛОСОФИИ ДЛЯ
РАЗВИТИЯ РУССКОЙ МЫСЛИ

верждать, что коммунизм работает не во вред, а на пользу рус-
ского философского мышления. Эту пользу он усматривает в
том, что большевики, отрывая Россию от современной фило-
софской жизни, тем самым освобождают русское мышление от
духовного влияния западной мысли, которое проявило себя во
всех предшествующих русских философских построениях. С по-
мощью этой самоизоляции создаются предпосылки для будуще-
го самостоятельного философского творчества. Запрещение всего
многообразия философских мнений, по Кожеву, нужно рассмат-
ривать как свидетельство ненужности этих философий для дан-
ного момента духовного развития России: „У нас гораздо мень-
ше шансов ошибиться, если, исходя из факта запрещения ка-
кой-либо философской системы, мы будем утверждать не лож-
ность этого запрещения, а ненужность этой системы для данно-
го момента культурной жизни народов Советского Союза" .***
Кожев пришел к этому смелому выводу о „ненужности" для
России запрещенных коммунизмом систем потому, что сам он
пришел к убеждению, что все необходимые философские цен-
ности собраны в системе Гегеля: „...Только в гегелевский систе-
ме совершенным, исчерпывающим образом реализован „телос"
всего историко-философского процесса, достигнута искомая все-
ми философами, начиная с фалеса, мудрость как дискурсивное
представление Абсолюта... Истинное понимание Абсолюта... мы
находим только у Гегеля" .**** „После Гегеля в философии нас-
тупил застой". * * * * *
„Именно исходя из этой убежденности, что философия
Гегеля является на настоящий момент единственной необходи-
мой формой познания предмета философии, Кожев пришел к
 
* Зеньковский, В.В. История русской философии в 2 т. - Париж, 1950,
т. 2, стр. 289.
 
** Лосский, Н.О. История русской философии. - М., 1991, стр. 440.
 
*** Кожевников, А. философия и В.К.П. II Вопросы философии, 1992,
№2, стр.73.
  

 ко всецело свободной форме разума определенного в себе са-
мом и через себя самого.
Выше мы уже видели, как эта, отмеченная нами вслед за
Кожевым, внешняя форма удерживания русского духа в рамках
системы абсолютного идеализма проявила себя далее в том, что
первые зачатки философского творчества, развившиеся в рам-
ках самого марксизма, имели своей внутренней причиной прин-
цип чистого, логического мышления, содержащийся в филосо-
фии Гегеля. Про-гегелевский характер советской философии да-
лее проявляет себя в том, что почти каждый советский автор,
имеющий хотя бы отдаленное отношение к философии, считает
своим долгом высказаться о Гегеле. Период „оттепели" сразу
же дает нам резкое возрастание интереса к Гегелю. В книге
В.Шинкарука: „Логика, Диалектика и теория познания Гегеля",
Киев., 1964, мы находим резкое осуждение отношения к Гегелю
Сталина: „При выполнении советскими философами задачи
дальнейшей разработки диалектики большую отрицательную
роль сыграл Сталин, его весьма отличающееся от ленинского
отношение к Гегелю и его диалектике ...Сталин в противовес
Ленину культивировал однобокое, преимущественно отрицатель-
ное отношение к Гегелю и его диалектике...". В короткий срок
выходят книги:
М.М.Розенталь. Принципы диалектической логики. М.,1960;
П.В.Копнин. Диалектика как логика. Киев. 1961;
А.И-Алексеев. Диалектическая логика. М.,1960;
В.И.Черкесов. Материалистическая диалектика как логика
и теория познания. МГУ., 1962;        
Б.М.Кедров. Единство диалектики, логики и теории по-
знания. М.,1963.).
Вопросы философии Гегеля рассматриваются в сборнике:
Диалектика и логика, формы мышления. М.,1962, где публику-
ют свои статьи М.Мамардашвили, Б.Грушин, А.Зиновьев;
Чуть раньше выходит книга: К.С.Бакрадзе. Система и ме-
тод философии Гегеля. Тбилиси. 1958; В.Ф.Асмус пишет статью
„Вопрос о непосредственном знании в философии Гегеля" (Воп-
росы философии, 1962, №9), в одном из номеров за этот же год
Ильенков публикует статью об эстетике Гегеля и т.д., и т.п.
Быстрота, с которой появились все эти книги и статьи, свиде-
тельствует о том, что Гегель изучался задолго до того, как пре-
доставилась возможность публикации этих работ.
Через два десятилетия масштаб литературы о Гегеле воз-
рос многократно (См., наприм., Советская литература о Гегеле
(1970-1979): Библиогр. список. М., 1980.). О Гегеле пишут: А.  
Володин, А. Гулыга, М. Киссель, В. Малинин, В. Нерсесянц, А.  
Богомолов, В. Погосян, П.Гайденко, Ю.Давыдов, Д.Ерыгин, В.
Кохановский, В. Лекторский, Ю- Мельвиль, И. Нарский, Т.
Ойзерман, Э. Соловьев, Н. Мотрошилова и это только широко
известные, утвердившиеся имена.
Без преувеличения можно сказать, что в этот период в России
сформировались предпосылки широкого серьезного историко-
философского изучения Гегеля. Хотя все из перечисленных ав-
торов пишут о Гегеле, не выходя из рамок марксистского толко-
вания Гегеля, большая часть из пишущих находит удовлетворе-
ние в работе с самим историко-философским материалом, иде-
ологические оценки часто (но не всегда) имеют чисто внешний
характер. Масштаб этого советского „гегелеведения", т.о., не мо-
жет не впечатлить. Можно сказать, что „мировой дух" достиг
своей цели - философия абсолютного идеализма была с неви-
данной мощью и широтой захвата брошена в пределы необъят-
ного СССР, включая и его азиатскую часть - мы видим, как в
советской философии значительных результатов добиваются
выходцы из южных республик. „Мировой дух", т.о., сделал свое
дело. Удерживать насильно сознание Восточной Европы и час-
ти Азии в рамках „гегелевской парадигмы" уже нет необходи-
мости. Теперь необходима свободная, творческая рефлексия по
поводу того философского опыта, который Россия приобрела в
рамках коммунистической идеологии. Коммунизм, т.о., стал из-   
лишен, и нельзя сказать, что он сам этого не почувствовал. Сопро-
тивление коммунизма, как бы его ни преувеличивали „борцы за
демократию", было не столь уж велико. Коммунистическая иде-
ология изжила себя духовно. Она поняла несоответствие несво-
бодной формы своей рефлексии своему внутреннему содержа-
нию и поэтому пала, оставив после себя, как мы уже отметили,
колоссальное количество философских работ о самом Гегеле и
про-гегелевской ориентации. „Мавр", т.о., сделал свое дело.
Однако, присматриваясь к этим результатам советского гегеле-
ведения, мы все же должны сказать, что при всех его достоинс-
твах, отношение к Гегелю у всех вышеперечисленных авторов и
им подобных остается с точки зрения самой философии неудов-
летворительным. С одной стороны, эта неудовлетворительность
проявляется в том, что даже в работах, где авторам удается из-
бежать грубой идеологизации, все же в итоге принимаются оцен-
ки Гегеля данные Марксом и Энгельсом. А, с другой стороны,
там, где пытаются избежать и этого, мышление уходит просто
в позитивное изложение Гегеля - подробное, изящное, талантли-
вое, но чисто внешнее. И то и другое является отношением
рассудка. В первом случае все еще стоящего в рамках хотя и во
многом верных, но случайно данных философских воззрений
Маркса-Энгельса-Ленина, а, во втором, - в рамках историко-
позитивных, которые от того, что максимально разграничили
себя от идеологии марксизма, ничуть не стали более философски-
ми. И даже, может быть, стали менее философскими, ибо в рам-
ках марксизма все же намечена оценка Гегеля как необходимой
формы мысли, тогда как мышление, расставшееся с марксизмом,
дает нам отношение к Гегелю уже всецело со случайных позиций,
его рассматривают как одного из многих других представите-
лей „западной философии". При этом пишущие о Гегеле „мак-
симально объективно", как правило, отдают свои субъективн-
ые симпатии каким-либо другим философским направлениям,
преимущественно из области современной западной философии,
или же русской религиозной. Это внешне неидеологическое от-
ношение к Гегелю выдается за истинно философское. Но оно не
является таковым, ибо из власти марксистской идеологии оно
попадает в область общекультурной идеологии, которая также
не является философией, ибо не дает ответа на вопрос: какова
же сама по себе необходимая форма философии и свободы?
Т.о., в рамках того широкого обращения к Гегелю, которое
мы отметили, мы находим только чисто внешнее, отчасти идео-
логизированное, отчасти общеобразовательное его изучение.
Даже у мыслителей того направления, которое заложило основы
духовной философской автономии в СССР, у отмеченных нами
Ильенкова, Мамардашвили, чье развитие начинается также от
Гегеля (а у Ильенкова и продолжается), мы не найдем позиции
философского разума в его принципиальной чистоте. И для
Мамардашвили, и для Ильенкова „диалектическое мышление"
является только формой (не случайно оппозиция этого поколе-
ния догматизму началась с „гносеологических тезисов"). Ни один
ни другой не в состоянии стать на точку зрения спекулятивного
мышления как всеобщего. Рассудочный момент созерцания, пред-
ставления ими удерживается как совершенно необходимый.
Мышление для них не является всеобщей субстанцией, имеющей
всеобще-необходимую форму. Выступая против догматизма мар-
ксизма вообще, в вопросе признания „объективной реальности,
независимой от мышления", они остаются вполне последова-
тельными марксистами: „Хотя Гегель и начал содержательный
анализ мышления, логических связей и создал этим эпоху в ис-
тории логики, содержание форм познания понимается им толь-
ко в связи с определенными условиями мышления. Его
объективный, независимый от мышления контекст Гегелем пол-
ностью исключается..." (Мамардашвили). *                
 
Для Ильенкова мышление также есть только человеческое ,
мышление, которому противостоит внешний мир: „Мышление,
таким образом, превращается в единственно активную и творя-
щую „силу", а внешний мир - в поле ее применения ...Мышле-
ние есть, существует, - утверждает Гегель, - и спрашивать о его
возникновении из чего-то другого - значит задаваться праздным
вопросом ...Логика и есть самосознание этого ниоткуда и ни-
когда не возникавшего „творческого начала"... В человеке сия
„творческая сила" лишь обнаруживает, опредмечивает, отчуж-
дает себя, чтобы затем в логике - познать самое себя как тако-
вую, как всеобщую творческую силу. Т.о., в виде логики, опреде-
ляемой как система вечных и абсолютных схем всякой творчес-
кой деятельности, Гегель и обожествляет реальное человеческое
мышление, его логические формы и закономерности". **
Т.о., при всех выдающихся заслугах этих двух мыслителей в
отстаивании права философской свободы в России, их созна-
тельная философская позиция является отношением сознания
к разуму, а не разума к разуму. Заслугой Ильенкова является то,
что он пытался удержать свое мышление в рамках „диалекти-
ки", настаивал на необходимости этой формы мысли. Если
Ильенкову не удалось стать на точку зрения разума, как необхо-
димого в себе самом, то в еще меньшей степени это удалось
другим получившим широкую известность советским филосо-
фам. Тем не менее уже в советскую эпоху мы сталкиваемся с
точкой зрения философского разума в его чистоте и необходимости.
* Мамардашвили, М.К. формы и содержание мышления. К критике
гегелевского учения о формах познания. - М.,1968, стр.188.