Мы с вами вплотную подошли к тому, что можем сделать вывод, что философия по своему предмету вовсе не является наукой о бесконечном разнообразии эмпирического бытия в природе, обществе и мышлении. Больше того, она не является научной дисциплиной, которая исследовала бы формы проявления истинного, ибо этих форм бесконечное разнообразие. Проявления истинного это еще не сама истина. Это принципиально. Можно иметь правильное представление о предмете, но поскольку предмет может быть превратным, то и представление тоже будет превратным. То есть речь идет об истинном неистинного в плане существования. Но и представление есть существующее. Встает вопрос об истинном в любом существующем. А оно выступает в двух своих моментах  -  конечное и бесконечное существование.
    Конечное не является истинным т. к. оно обладает противоречием. Оно обладает бытием, но быте присуще не только этому предмету, явлению, оно присуще всему, что существует, а существующего бесконечное разнообразие в пространстве и времени. Если принять, что есть бесконечность пространства и времени, а в предмете мы имеем одно бытие - конечное, значит здесь мы имеем бытие заимствованное. В лучшем случае это только отражение единого бытия в случайном и единичном существовании. Значит, во всем конечном объективного и субъективного мира бытие есть преходящим образом. Здесь оно сколь есть, столь и нет - это противоречие и означает гибель всего конечного.
    Если бы в конечном было бы бытие, то оно не нуждалось бы в чем либо ином вне его; оно было бы, как любит выражаться Гегель - для себя. Единичное обладает определенностью, но обладает ею исключительно за счет иного. Имеем конечную определенность конечного. Отсюда и ясна апелляция к окружающей среде. Организм приравнивается к куску гранита, но отношение среда к органическому и неорганическому разное. Встает вопрос, к какой сфере существования принадлежит конечное.  Конечное мышление - это только определение рассудочного мышления. Значит если конечное и есть отражение вне его якобы находящегося бесконечного, то значит это зависит от того к какой сфере существования относится конечное: рассудок иначе отражает вне его существующее бесконечное, чем глинозем или полевой шпат. Вся опытная наука,  сколь бы она не прогрессировала,по своему принципу не вдет дальше указания на то, что конечное свидетельствует о чем-то бесконечном, вне его находящимся. Опытная наука, как и практика, имеют своим предметом конечное. Когда через теоретические и практические попытки стараются подойти к определению бесконечного, то ничего кроме абстракции бесконечного, всеобщего, не получают.
    К примеру, практическое отношение составляет гордость человеческой истории: человек своей деятельностью преобразует предметы как данные, и это преобразование распирает гордостью рассудочное сознание, хотя здесь внутренних благ не достигается, но внешних благ - дурная бесконечность.
    Для практической деятельности предмет - данное, и он существует благодаря неизвестному, неопределенному бесконечному. Тут мудрость практических руководителей нарушается: они становятся зависимыми от потустороннего бесконечного; вместо планомерной деятельности получается старая слепая необходимость.
     Мы с необходимостью приходим к вопросу о природе бесконечного, всеобщего. И тут получаем множество представлений рефлексии. Первое: поскольку ползучая эмпирия познания не хочет отказаться от исходного пункта, хоть и гордится, что она преобразует, - то говорится, что всеобщее и есть бесконечное разнообразие самого единичного. -  Хуже не придумаешь. Тогда это всеобщее разрушалось с первых шагов опытной науки и тем более, практические отношения. Истоки опытной науки, это постоянное доказательство того, что конечное вовсе не конечное. Опытная наука только тогда доказывала бы что конечное есть конечное, если бы она не двигалась к раскрытию ни одного закона связи .двух существований. А она утверждает, что связи устойчивы, неизменны и т.д., - то что называется у нее напыщенно законом. Но закон, это не вещественное существование. Значит, сама опытная наука идет навстречу гибели конечного. Закон не жалует конечное, оно подчиняемое. Опыт не может существовать без того, чтобы не идти навстречу отказа от конечного бытия; о практике уже говорить нечего. А рефлексия приходит к выводу, что единство конечного и есть бесконечное - верх бессмыслицы.
     Находится другая рефлексия, объявляющая, что то, что вы здесь объявляете бесконечным, это только собрание конечного, агрегат; пусть даже это сама Вселенная. Бесконечное и всеобщее там, объявляет она, где нет конечного, вне конечного. - Дальше этой рефлексии не идет современный диамат. Такое бесконечное представляет собой простую непосредственную абстракцию от всего конечного; это непосредственное отрицание всего конечного. Были правда у нас попытки понять непосредственное по специфическому содержанию, а не как категорию: непосредственное знание, ведение, обоняние. Но непосредственное означает или со стороны бытия такое существование, которое не имеет различения, или, если непосредственность выступает как отношение к этому единичному, то это означает, что то к чему относятся, подвергается отрицанию, без всякого различения в отрицании. Отрицание лишено в себе определенности, оно абстрактно. Отрицание сохраняющее абсолютное тождество с собой и за счет этого абсолютно отрицательно, к чему оно относится. Значит отрицание есть просто отбрасывание того, что отрицается. А это не по хозяйски.
    Но ведь нет ничего существующего, чтобы не обладало некоторой определенностью, не важно своей или заимствованной. Ну, а так как при непосредственном отрицании определенность отбрасывается, то мы получим в итоге ничто всеобщности или, если угодно, всеобщее ничто. Вот это и есть всеобщность, которая находится за конечным.
    За счет чего рассудочному мышлению удается создать эти две фикции? - Всеобщее как совокупность конечного во Вселенной, и всеобщность, лежащую по ту сторону всего конечного. Ведь должна же быть возможность и необходимость, чтобы рассудок пришел к этому.
    Если бы мы сказали, что рассудок случайный, то мы бы не ответили. Требуется разобраться, что же происходит в этих шатаниях противоположности бесконечного, всеобщего, которые на самом деле, как абсолютные противоположности, оказываются одним и тем же. Это только наша рассудочная рефлексия создает впечатление, что речь идет о противоположном: ту т бесконечность явлений единичного, а там само бесконечное. Чтобы не быть голословным и пророком, тем более, в своем отечестве им не бывают, рассмотрим, что бы случилось, если бы мы учли все конечное, все предметы, как в "Березке" под стеклом - можно сосчитать и поглазеть. Итак, мы обладаем всей полнотой конечного существования во Вселенной. Что представляют эти конечные и их отношение друг к другу? Сколько бы мы ни сравнивали их, ни изучали - все равно останется многообразие единичного, а единства нет. В противоположном случае в бесконечном нет единичного, оно по ту сторону. Значит, в одном случае имеем абсолютное различие без связи, а в другом - абсолютную связь без различия.
    Присмотримся, чем отличается абсолютная связь от абсолютного различия.Что такое абсолютная связь, сказать не трудно, это такая связь, где ничего не связывается. А в абсолютном различии есть различенное, хотя бы два, а для абсолютного различия только два - иначе нет противоположности. Итак, два различенных без отношения и связи, но это возможно только когда они оба абсолютно неопределенны. Оставьте хотя бы в одном моменте определенность и вы получите уже определенную связь. К примеру, когда соединяете "а" и "х", "а" остается определяющим, ведь оно определенно. Эти два момента совершенно неопределенные и противоположные и есть одна абсолютная неопределенность. Поэтому абсолютная связь и абсолютное различие это одно и то же - это абсолютная неопределенность.
    Оказывается, что эмпирия, взятая во всей ее полноте, это то же, что и спекуляция метафизического рассудка, держащаяся за сущность по ту сторону явлении. А вся философия нового времени устраивала потасовку,думая, что воюют за прямо противоположное. В историческом  движении эмпирия не узнает в себе метафизическую форму рассудка и наоборот. Их борьба - чистейшая историческая фикция. Можно сказать, что эмпирия воевала с собой, а метафизика - с собой. Вроде как дерись с самим собой, чужие бояться будут. А у нас нет ни одной книжки, где бы не указывалось, что немецкая философия поставила задачей синтезировать эмпиризм и метафизику. Синтезировать одно и то же? Эмпирически понятно: копейка к копейке уже не копейка, но мысль не копейка.     Рассмотрим, почему происходит метание рассудочного мышления в этих противоположностях. Начнем с простого. Может ли непосредственное чувственное бытие в себе что-либо изменить и превратить? Некоторые утверждают, что оно может представлять не только бытие, но и способы видения, слышания , освоения и, притом, самого истинного. Говорят, математика обязана этому способу, а об искусстве и говорить нечего: если каждый по своему не видит, то он по своему ничего не создает. Но непосредственность не может себя перевести ни во что иное, кроме противоположности, это мы рассмотрели выше, на связи и противоположности. Тогда всякое движение по изменению возможно в том, что имеется определенная связь, пока не ставим вопрос, какая: абсолютная, случайная и т.д. А значит то, что выдается как непосредственность (мы видели, что ее две формы), является необходимо продуктом изменения некоторого  опосредствования. Исходный пункт должен иметь определенность, различенность и, благодаря этому, возможность изменяться. Но в этом становлении быть другим, можно удержать момент непосредственности, то что является продуктом различия и результатом развития этого различия, рассудок, удерживая в односторонности, выдает за непосредственность. Не сам предмет порождает непосредственность, он столь же ее и уничтожает, а рассудок удерживает один из моментов процесса развития различенного. Поэтому, как ни кичится рассудок своими гениальными открытиями всеобщего, у него есть предпосылка: принципы абстрактного тождества и абстрактной противоположности и они являются видимыми, противоположными удерживают лишь один момент - непосредственности, основанием которой является опосредствованное.
    Мы подошли к вопросу, каким способом философия должна достигать истинно бесконечного. Мы должны получить всеобщее. Т.к. его не имеется, мы должны к нему придти. То есть по крайней мере надо исходить из чего-то иного чем всеобщее. Но это иное может оказаться чем-то случайным и появляется сомнение: с того ли иного мы начинаем. В этом ином еще нет необходимости, которая вела бы : к необходимости всеобщего и раскрыла бы - раз иное это необходимо то и результат был бы истинно всеобщим. Значит, надо определить это иное всеобщего, чтобы через эту определенность придти к всеобщему. Поскольку всеобщее это всего лишь предположенное, то следует исходить из положенного. А положено все единичное и случайное и оно должно иметь какую то связь с всеобщим. Мы не будем брать конечное в определенной сфере, а должны взять конечное как конечное для себя.
   Если бы мы брали эмпирическое конечное, то, переходя от одного к другому, так бы и остались в бесконечном многообразии конечного. Значит, следует идти от конечного в его всеобщности как конечного. Достаточно одного конечного или конечного как одного. Проще говоря, нам нужна всеобщность конечного. Ясно, что взяв конечное, единичное, за исход, мы через противоположность должны получить бесконечное как всеобщее. Беря единичное в природе единичного, берем всеобщее в самом единичном, единичное в его всеобщности. Означает ли это что единичность всеобщности и всеобщность единичности соответствуют друг другу? - Нет. Ведь от того что единичность в форме всеобщности, она не стала по содержанию еще всеобщей. Исходный пункт - единичность в ее собственной всеобщности и единичность в ее форме есть величайшее противоречие, оно и даст нам двигаться. Здесь форма всеобщая, т.к. содержание единичное, а в форме всеобщего. Мы по форме переходили в дурное бесконечное и от одного эмпирического к другому, якобы в поисках всеобщего, а на самом деле удерживая форму единичного, мы консервируем себя в содержании единичного. А дурная бесконечность плоха тождеством формы и содержания, мертвым тождеством. Поэтому, следует брать не единичное по форме и содержанию, а единичное по содержанию и всеобщее по форме. И когда пройдем весь процесс, то получим тождество всеобщей формы и всеобщего содержания. 
    Значит, исходным пунктом взяли иное бесконечному, иное всеобщему и действительно иное, но здесь открывается два разных способа решения. Первый состоит в том, что взять единичное как таковое в сфере природы и духа и заниматься им. Тогда окажется, что они одно и тоже содержание, в себе это одно и то же - это разные формы одного содержания. А значит, не истинны по своей форме ни природа ни дух - истинно то , что составляет их единство. Значит, это то, что лишено всякой противоположности, определенности, различия в себе единого содержания природы и духа. Мы получаем абстрактную форму единства природы и духа, т.к. содержание лишенное в себе определенности, становится не содержанием, а формой, лишенной в себе содержания, то есть получили пустую форму, ту самую дурную всеобщность.
    Неудовлетворительность этого движения состоит в том, что это движение, не покидающее опытную науку. Это выражается в том, что мысль движется, а предмет остается не связан с этим движением. Как в математике: двигают как угодно в уме фигурами, а они сами по себе. Между прочим, здесь разгадка и того, почему Спиноза в своей системе утверждает субстанцию и так и этак, но сам предмет нам ничего этого не показывает - это исключительно движение рефлексии самого Спинозы. Почему так произошло, что предмет в одну сторону,  а Спиноза в другую - да потому, что он заимствовал у Эвклида геометрический способ, который приводит к полному распаду субъективного движения мысли и предметности этой мысли, и происходит это из нежелания мысли выйти за пределы ее  особенности - замыкаясь в особенности она не может перейти к всеобщему. Поэтому хотя исход правильный - единичность в форме всеобщности - но особенность рассудочного мышления приводит к субъективному познанию. Отсюда и важность пункта, раскрытого на прошлой лекции, что только тогда, когда мышление сбрасывает с себя любую особенностъ бытия и рефлексии - только тогда оно способно придти к всеобщему в самом предмете. Если мышление сбросит с себя всякую особенность, рассудочность и расщепленность  - предмет сразу придет в движение.
    Не трудно сообразить, что единичное содержание во всеобщей форме - это клад как противоречие. Только и остается рассматривать то, что происходит с этим содержанием: как оно будучи абсолютно несоответствущим форме всеобщности, оказывается сразу разлагающий себя, и снимается сначала в особенное содержание, а затем и во всеобщее; и только потому , что в исходном пункте форма всеобщая, хотя она еще не реальная, т.к. не имеет всеобщего содержания. Мышление в таком процессе тщательно прилеплено ко всему процессу, который происходит в самом содержании. Разумное мышление, будучи занято даже случайной эмипирией, не перестает быть философским. Философское разумное мышление в самом единичном знает только всеобщее, в особенном только всеобщее. Конечный результат объективного процесса снятия единичного содержания во всеобщей форме получится всеобщее содержание, соответствующее всеобщей форме. Само истинное выступает как истинное, когда оно есть результат, приходящий к себе самому; это не есть что-то готовое или по ту сторону от неистинного. Это результат распада всего неистинного, то есть, противоречивого себе; содержание чего не соответствует всеобщей форме.
    Можно сказать, что неистинное существует только благодаря истинному, но нельзя сказать обратное. Истинное существует только благодаря себе. Всеобщее в единичном и случайном уже есть и лишь  приходит к себе из бытия несоответствующему себе. Если обратиться к формам конечного и бесконечного, то это означает, что поскольку конечное существует только благодаря тому, что вне его существует какая то определенность, то бесконечное истинно благодаря тому, что оно определенность содержит только в себе. Неистинное есть внешнее обуславливание, опосредствование; истинное же внутренняя обусловленность, опосредствованность, истинное обусловлено собой.
    Значит, истинное единство, в которое разрешается всякая конечная определенность природа и духа, бытия и мышления есть отрицательное единство. Оно возникает благодаря тотальному отрицанию всего неистинного. А значит истинное, как единство бытия и мышления есть абстрактная бесконечная всеобщая отрицательность. Но не получили ли мы с вами ничто? То есть то, что получала метафизика; тем более, что к такому истинному единству не подходит ни одно определение. Может податься в бесконечность определений, налепливая бесконечные определения? Но это истинное вытекает не благодаря непосредственности отрицания, а определенности отрицания. Я указывал на всех ступенях, что непосредственность имеет основания, а не исходный пункт; а коли так, то прослеживая объективность отрицания ограниченность, определенность и ее снятие, благодаря собственной ограниченности, мы можем получить только конкретное истинное. А то, что к нему .не применимы никакие определения единичности и особенности, понятно: то, что разрушило себя, не может в силу своей неистинности определять истинное. Это то же, что определенностью младенца определять взрослого: ну как  же, он из него вышел! Загнать человека в детские башмачки, это любимое дело рассудка. Рассудок по своему материалу никогда не может уйти от эмпирии, т.к. абстрактность форм рассудка и существует за счет эмпирического определенного содержания.
   Мы получили всеобщность, конкретность, но такую, где нет различенности. Тут нераздельность мышления и бытия, и в то же время мы не можем сказать что мышление это бытие, и наоборот; тогда бы у нас была абстракция всеобщегого. Мы подошли к тому, что бы раскрыть, что есть всеобщее в нем самом, когда всякая определенность единичного и особенного  уже утрачены, а никакой определенности во всеобщем еще не получено.

 
    3.10 <пропуск>

vispir.narod.ru